Дерианур - море света
Шрифт:
Сейчас Шувалов в глубине души похихикивал над братьями-каменщиками, с такой серьезностью исполнявшими под проливным дождем ритуал вопрошения о будущем. Подумать только - двенадцать знатнейших вельмож, людей не молодых и довольно тучных - взобрались ночью, в грозу на крышу одного из самых высоких зданий столицы и мокрые до нитки выплясывали папуасский танец вокруг двух отрезанных голов.
Достать колбы оказалось не таким уж простым делом. Смотрителю дали на водку и отправили спать, от греха подальше. Но разобраться без него, в каком шкафу с заспиртованными уродцами находятся заветные головы, было нелегко. Иван Иванович смутно помнил про шестой то ли
Роман Воронцов первым обнаружил колбы.
– - Те -- не те?
– Пропыхтел он, с трудом разгибаясь и отирая мутное стекло рукавом.
– Вроде они. Мужик и баба.
Собравшиеся сгрудились вокруг находки. Из желтоватого старого раствора на них невидящими глазами смотрели две человеческие головы. Изсине-бледные, с водянисто-белой кожей и пепельно-серыми губами. Зрелище было не из приятных. Мурашки прошли у Шувалова по спине. Его двоюродный брат Александр перекрестился.
– - П-поневоле об-брадуешься, что П-петр Л-ликсеич п-помер.
– - Ваша правда, - протянул канцлер.
– Чего только не придумывал, зубодер проклятый, мать его в душу.
Все с осуждением посмотрели на Михаила Воронцова, но канцлер не смутился.
– - Потащили их, - скомандовал он.
– Силы небесные, и за что так мучаемся?
"За Рассею матушку," - не без сарказма подумал фаворит, продолжая разглядывать головы несчастных. "Красивые люди. Даже слишком. Такие долго не живут".
Вилим Монс, брат первой фаворитки Петра - Анны -- был казнен по обвинению в государственной измене. Царю донесли, будто он слишком часто задерживается по вечерам в покоях Ее величества. И хотя бедняга все отрицал на следствии, преобразователь велел отрезать ему не только голову. Оба предмета были заспиртованы и поставлены на стол в комнате императрицы. Как уж она там ела, неизвестно.
Что касается Марии Гамильтон, то и она наследила в личной жизни великого реформатора. Себе государь позволял многое. Однако узнав о ее связях с французской разведкой, приказал казнить даму сердца и при всем честном народе, взобравшись на эшафот и подняв голову за волосы, пояснял простодушным россиянам, как устроена внутри человеческая шея.
С детства наслушавшись подобных историй, Шувалов давно перестал уважать Петра. Не человек он был вовсе. А если и человек, то какой-то странный. То ли без сердца, то ли без головы. Одна голая сила. И этой силой царь так закрутил страну, что хлебать -- не расхлебать кровавого варева на сотню лет вперед. Вряд ли из собравшихся сегодня в Кунсткамере братьев нашелся бы хоть кто-то, кто этого не понимал.
На крыше вольных каменщиков сдувало сильными порывами ветра. Обнаружив более или менее ровное место за часами, все двенадцать выстроились в круг и сцепили руки. Колбы были поставлены в середине. Между ними Иван Иванович положил пентакль. Оставалось ждать, пока молния шибанет в него, на что надежды было мало, потому что часовая башенка экранировала.
Однако опасения оказались напрасны. Металл пентакля притягивал электрические разряды. Он светился в темноте, и даже сквозь плотные струи дождя Шувалов видел, как вспыхивает его неестественно белый глаз. Не успели каменщики совершить 12-й
Синевато-зеленое сияние исходило от пенкаля. Он приподнялся в воздухе на локоть выше колб и из него к ним тянулись длинные светящиеся корни, заставлявшие склянки гореть безжизненным электрическим светом. Вместе все три предмета образовывали магический треугольник, и в нем... мертвые головы жили, двигались, смаргивали спирт со слипшихся ресниц и шевелили губами.
Это зрелище пригнуло собравшихся к крыше сильнее любого дождя с громом и молниями. Никто не отваживался подняться на ноги. В этот момент Иван Иванович заметил, что на салфетке, которую он предусмотрительно вынул из кармана, расплываются темные пятна. Нацарапанные Брюсом иероглифы обретали цвет, превращались в обычные буквы...
– - Скажите нам, благородные терафимы, -- начал фаворит, машинально повторяя написанное, -- кто станет следующим местоблюстителем российского императорского трона...
"Местоблюстителем? Вот это новость!
– Успел подумать Шувалов.
– Разве государи одевают корону не по праву?"
– - ... в ожидании прихода Царя Мира?
– дочитал он текст до конца.
"Ага, -- хмыкнул фаворит.
– Доигрались! Мы ждем Мессию. Машиах пришел..."
Головы несколько мгновений переваривали сказанное - все-таки это были лишь электрические игрушки и ждать от них быстроты реакции не приходилось а потом затараторили.
– - Мужчина, - сказал Вилим, с вызовом глядя на свою соседку.
– - Женщина!
– Взвизгнула Мария Гамильтон.
– - Мужчина!
– Повысил голос Монс.
– - А я говорю, женщина.
– Гамильтон сверкнула выцветшими глазами.
– - Петр!
– Взвыл любимчик императрицы.
– - Екатерина, - поджала губы фаворитка царя.
"О чем они?
– Мучительно соображал Шувалов.
– Может, у них мозги испортились? Болтают о своих временах. Тогда так и было. Сначала Петр. Потом Екатерина".
– - Петр!
– - Екатерина!
– - Мужчина!
– - Женщина!
– Доносилось из колб.
Все собравшиеся стояли в замешательстве. Страх, а с ним и торжественность момента пропали.
"Чертова рухлядь!
– Думал Шувалов.
– Если они и раньше так предсказывали будущее, то не удивительно, что у нас чехарда на престоле..."
– - Мужчина!
– - Женщина!
– Разорялись головы.
– - Шлюха!
– - Неуч!
– - Тихо!!!
– В голос закричал на них Роман Воронцов. У него первого не выдержали нервы.
– Отвечайте, а то вышвырнем из колб.
Головы захлебнулись и обиженно уставились на него.
– - Сначала Мужчина, потом Женщина, - презрительно процедил Монс.
– - Согласна, - пискнула Гамильтон.
– Мужчина недолго. Женщина до конца века.
– - Согласен, - кивнул Вилим, и оба замолчали.
Свет погас.
Иван Иванович долго шарил по крыше в поисках пентакля. Но ни его, ни салфетки с письменами не было. Последнюю мог унести ветер. Что же касается металлического предмета, Шувалов решил, что он вернулся к своему прежнему хозяину. "Хорошо, что в следующий раз, когда придется вопрошать о судьбе престола, к Брюсу поеду уже не я.
– с облегчением думал фаворит.
– Смерть дает некоторые преимущества... И все же, о какой женщине так спорили головы?"