Дерианур - море света
Шрифт:
– - Твои родные будут против, -- кротко покачал головой митрополит.
– На кого обопрется мать? Она вдова, у нее нет других сыновей, одни дочери. Ты должен будешь обеспечить их приданым. Нет, чадо мое светлое, -- Амвросий ласково потрепал Грица по непослушным кудрям, -- тебе придется служить государю.
Тогда их разговор на том и окончился, но митрополит не мешал юноше торчать день и ночь в библиотеке, помогать в храме во время богослужения и даже приглашал к себе участвовать в богословских беседах.
Тонкий профиль Амвросия казался еще
– - У тебя большие неприятности, - старик слабо улыбался, словно, говоря, что все на свете неприятности, детская забава перед тишиной и нерушимой крепостью здешних стен.
– Боюсь, что я тоже виноват в них. Ведь это я позволил тебе проводить столько времени в монастыре. Впрочем, даже если б я не позволил... Итак, что ты намерен делать теперь?
Долго сдерживаемые обида захлестнула юношу. Он опустился на колени возле лавки, на которой сидел Амвросий, и поднял на старика умоляющий взгляд.
– - Отче, не прогоняйте меня!
– - Прошептал Гриц.
– - Вы же знаете, что я хочу остаться при монастыре.
Старик чувствовал как потоки обиженных почти детских слез заливают его руку, как мальчик торопливо целует персты своего наставника, и ему становилось стыдно, за то, что он должен обмануть безумную надежду ребенка. Амвросий отстранил от себя Грица и отрицательно покачал головой.
– - Нет.
– - Но я...
– - Во-первых, ты слишком молод и недостаточно знаешь собственную душу, чтоб сейчас решить за всю свою последующую жизнь. Раскаяние может оказаться слишком поздним.
Гриц попытался возразить, но митрополит жестом остановил его.
– - Во-вторых, -- продолжал он, -- в тебе сейчас говорит не столько любовь к Богу, сколько любовь к знаниям. Ты тяготеешь не к уединению от мира, радости которого для тебя еще не стали чужими, а к книгам, спрятанным от постороннего глаза в наших хранилищах. Обещаю, они для тебя останутся всегда доступны. Испытай себя, укрепись в своем желании, и тогда наш разговор можно будет продолжить.
Потемкин грустно опустил голову. Косые тени свечей скользили по его упрямому скуластому лицу, играя светом в золотисто-русых кудрях, и старик на мгновение задумался о том, как необычайно привлекателен этот мальчик.
– - Милый Гриц, -- митрополит погладил согнутыми пальцами пылающую щеку юноши.
– Прости, если я тебя обижу, но ты должен знать о себе еще кое-что не слишком приятное.
– Он помолчал, а затем решился, -- ты слишком красив, чтоб не сделать грех своей второй натурой, и слишком умен, чтоб не начать вскоре презирать людей, потому что большинство из них даже не будут понимать, о чем ты говоришь.
– - Но ведь можно все объяснить, - возразил Потемкин.
– - Ты устанешь объяснять, - усмехнулся Амвросий.
– Устанешь постоянно коверкать язык и приспосабливать свои суждения к уровню тех, кто образован хуже тебя, как это происходит во время наших богословских бесед, когда ты не терпишь возражений даже от духовных лиц. Твоим бичом всегда будет гордыня, а именно она погубила когда-то лучших ангелов. То, что простительно для мирянина, не найдет оправдания в священнике.
Гриц подавил раздраженный вздох.
– - Твой ум пытлив, - продолжал Амвросий, - но постоянное смятение твоих чувств не располагает к спокойному и ясному отречению от себя.
Потемкин поднял на наставника глаза, полные таким искренним горем, что старику сделалось жаль глупых мальчишеских надежд. Он потрепал Грица по щеке и ободряюще улыбнулся ему.
– - Я думал, наши беседы не пропали для тебя даром, а ты уходишь от меня с такой же незащищенной душей как пришел. Быть может, с годами ты станешь тверже и, если тогда твое стремление не покинет тебя, иди в какую-нибудь дальнюю нищую обитель и там начни свое служение, ибо здесь близость мирской власти растлевает даже самые светлые души.
Потемкин сделал над собой усилие и улыбнулся.
– - Я знаю, отец мой, что вы искренне желаете мне добра, и в свою очередь на прощание хотел бы сказать, что сердечно привязался к вам. Мне жаль уезжать.
– - Спасибо, сынок. Каковы твои намерения? Куда ты поедешь?
– Митрополит серьезно смотрел на него.
– - В Санкт-Петербург, в полк. Бог даст меня примут без проволочек.
– - У тебя есть деньги на дорогу?
– - Есть, - не сморгнув глазом, соврал Потемкин. Ему было неловко просить у Амвросия, он надеялся, что ему займут бывшие университетские товарищи.
– - Ты не научился даже говорить правду, когда она унижает тебя, строго, сказал митрополит, вставая.
– Я дам тебе пятьсот рублей на первое время.
– - Но... это слишком много, - отрицательно замотал головой юноша. Зачем мне столько? Я скоро поступлю в полк и получу жалование.
Амвросий нахмурился.
– - Когда человек предается мечтаниям в духовной сфере, это простительно, но когда иллюзии распространяются на грубую реальность, это мешает жить. Кто тебе сказал, что ты сейчас же по приезде получишь жалование? Бери, отказа я не приму ни под каким предлогом.
Потемкин покраснел до корней волос.
– - Вы слишком добры ко мне. Я отдам немедленно, как только смогу.
– - Господь велел давать нуждающимся, - наставительно заметил митрополит, -- и просить, когда нуждаешься сам. Я надеюсь, ты никому не откажешь, когда к тебе обратятся?
Потемкин кивнул.
– - Этого вполне достаточно, -- заверил Амвросий, -- ведь деньги не мои, а Божьи, и отдать ты должен Господу нашему Иисусу Христу, протягивая в страждущие руки.
Юноша с восхищением глядел на митрополита.