Дервиш
Шрифт:
Мир не без добрых людей. Слухи распространяются очень быстро, и почти весь Тегеран знал о том, как оскорбительно к правоверным ведет себя посланник русского царя.
Самые озлобленные люди с палками и камнями бросились к русскому посольству. Охрана встретила их выстрелами из ружей. Вооруженные люди оказались и в огромной толпе. Все посольские сотрудники и охрана были перебиты. Конечно, это можно было предотвратить, если бы Грибоед стал вести себя так, как это положено в странах Востока. Но, хотя снова были осложнены отношения с русским царем, зато честь Ирана была спасена. Весь мир узнал, что нарушение дипломатического протокола расценивается как преступление в отношении государства и его шаха.
Шах отправил своего гонца Эривань, чтобы главноначальствующий русской армией доложил своему царю о происшествии и о том, что посольство Ирана выехало в Петербург для проведения мирных переговоров по улаживанию конфликта с русским Посланником.
Главой делегации был назначен внук Фетх-Али-Шаха, седьмой сын наследника престола Аббаса-Мирзы шестнадцатилетний принц Хозров-Мирза. В состав делегации с особой миссией был включен и я.
Начальник дипломатического департамента вызвал меня и сказал:
– Реза Мухаммади, Великий шах доверяет тебе особую миссию и особое доверие, как человеку, знающему русский язык, а также впитавшему вместе с этим языком русское мужество и выносливость. Ты повезешь вот этот драгоценный камень, которым мы хотим заплатить за смерть Грибоеда.
С этими словами начальник департамента достал из золотой шкатулки продолговатый камень желтого цвета, прозрачный с надписями на гранях: «Бурхан-Низам-шах второй. 1000 год», «Сын Дехангир-шаха Джехан-шах. 1051 год» и «Владыка Каджар-Фатх али-шах Султан. 1242 год». Алмаз играл всеми гранями, а надписи только оттеняли его красоту.
– Этот камень нельзя везти ни в шкатулке, ни в руках, потому что только один человек может знать, где находится этот камень – принц Хозров-Мирза. Согласен ли ты, Реза Мухаммади, быть его доверенным лицом для перевозки камня? – спросил начальник департамента.
Как я мог отказаться от предложения, которое делается только раз в жизни и приближает простого смертного к шахскому трону? Мой глубокий до земли поклон говорил о благодарности за сделанное предложение.
Начальник департамента хлопнул в ладони, и подошедший скороход повел меня по покоям шахского дворца. Кто представляет себе современный европейский дворец, тот будет очень разочарован, проходя по анфиладам дворца шаха. Наши строители вкладывали душу в строительство зданий и отдавали дань внешней отделке, используя узоры арабского письма или расцветку из обожженной и глазурованной глины, заставляя отделку сверкать на солнце как женщину, усыпанную бриллиантами.
Наконец мы вошли в покои, где располагался шахский лекарь, довольно пожилой ходжа, которому Аллах даровал способности различать полезные и вредные растения и повелел хранить здоровье одного из наместников Аллаха на земле – всемилостивейшего шаха Ирана.
– Ты готов, мой мальчик, сослужить верную службу нашему повелителю? – спросил ходжа.
В знак согласия я кивнул головой и тут же получил сильный удар по голове.
Когда я очнулся, то увидел себя лежащим в комнате, покрашенной белоснежным мелом. На мне была белая рубашка, очень хотелось пить и что-то сильно болело в правом подреберье. Рядом со мной сидел ходжа и улыбался:
– Мне так жаль, что я не смог уберечь тебя от злоумышленников, проникших во дворец. Хвала Аллаху, они уже пойманы и казнены. Ты получил рану, которую я зашил. Она не опасна, поэтому наш милостивый повелитель оставил тебя в составе свиты принца Хосров-Мирзы, и ты поедешь вместе с ним. В дороге вылечишься.
Ходжа погладил меня рукой по голове, и я снова заснул.
Глава 11.
Россия
Я очнулся от резкой боли в боку. Повозка подпрыгивала на мелких камешках, которые как будто стукали меня по больному месту. Рядом со мной сидел лекарь принца и что-то читал.
– Проснулся наш герой, – улыбнулся он и приложил руку к моему лбу. – Все в порядке, ты уже идешь на поправку, и скоро будешь скакать на коне рядом с принцем. Не может этот человек сидеть в отдельной кибитке, как предписано человеку его положения.
– Где мы? – спросил я.
– Мы уже подъезжаем к Эриванскому ханству, а оттуда поедем на Тифлис.
Значит, мы едем почти уже неделю, и я все время находился в беспамятстве.
Я не переставал удивляться пейзажам, которые открывались мне на российской территории на Кавказе. Вроде бы все рядом. Вот он Аракс, отделяющий нас друг от друга, но на родной стороне красные горы, а здесь горы окрашены в живые цвета и покрыты растительностью.
От селения Балта дорога вела в горную долину, из которой начинался подъем к Дарьяльскому ущелью и Крестовому перевалу.
Два раза на нас нападали местные абреки, разглядев, что в караване иностранцев, сопровождаемом русским конвоем, можно хорошо поживиться.
Абреки были такими же, как и мы. Кто-то стрельнет из-за камня по колонне и сразу бежит в свой аул похвастаться, что он в одиночку убил пятьдесят человек, но врагов было так много, что он не смог прихватить доказательства совершенных подвигов.
Меня охраняли намного сильнее, чем самого принца. Принц ежедневно посылал человека справляться о состоянии моего здоровья.
Начальник русского конвоя в блестящих эполетах с бахромой подозвал к себе казака свирепого вида и сказал достаточно громко:
– Гаврила, будь неподалеку от этого умирающего. Улучи момент и сверни ему голову. Пусть упокоится душа его перед очами его Аллаха.
– Не сумлевайтесь, Ваше высокоблагородие, сделаем в лучшем виде, – гаркнул казак и поскакал в голову колонны.
Сердце мое сжалось в недобром предчувствии, и я стал постоянно оглядываться, особенно когда становилось тихо, чтобы вовремя разглядеть, не подкрадывается ли ко мне страшный бородатый казак Гаврила с огромными ручищами, в которых моя шея будет казаться шеей маленького куренка.
На второй день начальник конвоя подъехал ко мне и спросил, где я изучал русский язык. Я на фарси ответил ему, что я не понимаю по-русски и никогда не изучал этот язык. Офицер легко перешел на фарси и с улыбкой сказал, чтобы я не боялся русских. Если я захочу, то он похлопочет перед русским царем, чтобы меня взяли на службу, и я буду ходить в таком же мундире, как у него и все меня будут слушаться и бояться.