Держава (том второй)
Шрифт:
Да и на самом деле начал уделять службе больше времени, нежели остальные субалтерны.
Полковник Ряснянский в корне переменил мнение о молодом подпоручике, и ставил его в пример другим офицерам, даже Гороховодатсковскому, от которого по утрам частенько попахивало чем угодно, но только не чаем.
Офицерская молодёжь стала подозрительно коситься на Рубанова, особенно Зерендорф.
— Вот когда юнкером был, так себя вести следовало, — бурчал он. — Подводишь всё Павловское училище и бросаешь трезвую тень на меня, твоего старшего портупей–юнкера.
— Дубасову привет, — отвечал в таких случаях Аким.
Закончился
Служба!
В октябре отец пригласил его в цирк Чинезелли.
— Сегодня молодые юнкера приняли присягу, и согласно давней традиции Школы, что закончил и я, в цирке ежегодно, перед началом представления происходит неофициальная церемония чествования кавалерийских юнкеров. И их «земного бога». Маму я тоже уговорил посетить цирк и забронировал для всех нас ложу.
— Маман согласилась посетить не театр, а цирк? — ошарашено воскликнул Аким. — Ну что ж, тогда и я с вами…
Вечером подъезд цирка сверкал огнями, не уступая Зимнему дворцу.
И подъезжающих экипажей было не меньше.
Аким подкатил на извозчике, и, проталкиваясь сквозь офицерскую массу кавалеристов, ловил на себе ироничные улыбки — чего это пехтура здесь делает.
Отыскав ложу, расцеловался с матушкой, хотя виделся с ней утром, ибо ночевал дома, и солидно пожал руку отцу, бесконечно раскланивающемуся с заполняющими соседние ложи генералами.
В цирке витал запах духов от пришедших с офицерами дам, но его перебивал приятный для военного человека лёгкий запах юфти.
Аким глянул в партер.
Первые два ряда занимали субалтерн–офицеры с дамами, старшие офицеры разместились в ложах, а третий ряд цвёл красными бескозырками юнкеров.
— Время! — глянул на часы Рубанов–старший, и в эту минуту раздалась певучая, а не резкая, как в пехоте, команда:
— Юнкера-а! Встать… Смирно-о…
Разговоры стихли.
Третий юнкерский ряд дружно поднялся и замер. Следом поднялись два первых ряда, старшие офицеры и генералы в ложах.
Поднялись и их дамы, с улыбками разглядывая друг дружку, офицеров и юнкеров.
Генерал Рубанов тоже замер, серьёзно глядя на раскрытую дверь входа, откуда, по традиции, должен появиться вахмистр Школы, который почитался у юнкеров выше начальника училища и звался «земной бог».
А все генералы начинали с юнкеров.
Оркестр грянул «Марш Школы», вызвав у офицеров и генералов суровые мужские слёзы… И тут в дверях появилась стройная, подтянутая фигура «земного бога».
Генералы, словно мальчишки–юнкера, вытянулись во фрунт, с почтением и восторгом глядя на вахмистра Школы.
«Вот она, сила традиций», — подумала Ирина Аркадьевна, с удивлением видя слёзы на глазах супруга.
Марш смолк.
В тишине замершего зала слышались лишь шаги «земного бога», направившегося к центру арены, и замершего там, подняв ладонь к бескозырке.
Он стоял в центре, и сам в эту минуту был центром мироздания для всех присутствующих кавалеристов.
По щекам офицеров и генералов текли слёзы восторга: у одних — от встречи с юностью, у других — от встречи с «земным богом».
Аким замер, пристально вглядываясь
К огромному удивлению, все преклонялись перед его младшим братом…
Ставшим для них «земным богом».
На генерал–адьютантском дежурстве Максим Акимович, сидя за обеденным столом с императорской четой, хвалился младшим сыном.
«Жаль великого князя Владимира Александровича нет… Опозорил в прошлый раз перед императором, — вспомнил досадное недоразумение со старшим сынулей. — Но хоть Победоносцев, надеюсь, не пропустит мимо своих мясистых, оттопыренных ушей, которые так любят рисовать карикатуристы, известие о младшеньком, и поймёт, что не такой уж я плохой воспитатель, — глянул на уплетающего пельмени обер–прокурора. — Смотри–ка, и ухом не ведёт на моё торжественное повествование, — обиделся в душе Рубанов. — Слава Богу, не земному, а небесному, хоть анекдоты не рассказывает», — мысленно покуражился над Константином Петровичем.
— Максим Акимович, — отвлёк Рубанова от размышлений царь. — 25 ноября в Москве пройдёт кавалерский праздник ордена Святого Георгия Победоносца, — как показалось Максиму Акимовичу, с завистью глянул на его белый эмалевый крестик в петлице. — Вы в последнюю русско–турецкую войну воевали вместе с моим батюшкой и великим князем Сергеем Александровичем, ныне генерал–губернатором Московии… Хочу попросить вас съездить к нему и поздравить от моего имени.
— Я помню, будто вчера было, как государь Александр Второй, наследник Александр Александрович и великий князь Сергей отправились в действующую армию, — отставив похожие на его уши пельмени, оживился обер–прокурор. — В 1877 году 21 мая, после напутственного молебна в Царскосельском дворце я провожал их на вокзал. 20 лет Сергею Александровичу исполнилось, а сейчас уже 45. Идёт время… Мне тогда лишь 50 было… Ваше величество.., что ваш папенька, царствие ему небесное, что его младший брат, московский генерал–губернатор Сергей Александрович, оба являлись моими воспитанниками… Чего же я ему преподавал–то… Ага! Великому князю Сергею имел честь преподавать энциклопедию права… Если вы не возражаете, ваше величество, я вместе с Максимом Акимовичем съезжу в Москву. Церковный парад заодно посещу…
— Ну конечно, — доброжелательно улыбнулся государь. — Воля ваша, Константин Петрович, как я могу быть против…
— Вы дружили с Сипягиным, — поверх очков глянул на Рубанова Победоносцев. — Это был настоящий русский патриот и просто хороший человек. Милости прошу вас завтра посетить мой дом…. Литейный проспект 62, — немного подумав, уточнил он.
Отказаться, выдумав какое–нибудь дело, Рубанов постеснялся, и, отдохнув после дежурства, в 3 часа пополудни вошёл в швейцарскую уютного особнячка, сразу попав в руки обер–прокурора Святейшего Синода.
Пока в столовой накрывали стол, Константин Петрович провёл гостя в кабинет, дабы похвастаться собранной библиотекой.
«Вообще–то, зачем генералу книги, это его брат — профессор», — внутренне съязвил он.
— Моё московское детство прошло среди книг, — расположился в кресле у окна Победоносцев, предложив гостю соседнее кресло у рабочего стола, заваленного газетами.
«Обер–прокурор читает не только «Церковные ведомости» или суворинское «Новое время», — с любопытством бросил взгляд на газеты Рубанов.