Держава (том второй)
Шрифт:
— И очень удобная «галёрка», — вставил старший.
— Ещё раз отстань, — обильно послюнявил карандаш и продолжил: «Снаружи здание тоже довольно красиво…»
— И весьма напоминает полковую конюшню, — ловко увернулся от тычка Аким. — Как жаль, что мы вдали от тебя, — уже серьёзно произнёс Аким, и Глеб согласился с этой сентенцией и продолжил сочинять:
«Но мысленно мы с тобой. Как поживают родные? Как отец и тётушка? Жмём твою руку…»
— Да напиши хоть — целуем, — посоветовал Аким, подумав, что написал
Проводник принёс чай и шарахнулся к двери, глянув на синие губы хорунжего.
— Из петли, что ли, вынули? — охнул он, плеснув на себя кипятком, прибавив к душевным, ещё и физические мучения.
— Утопиться хотел, — загоготали пассажиры.
— На первой станции отправишь письмо, — сунул проводнику конверт и рубль «утопленник».
«Завещание, наверное», — мигом сунул в карман приятную купюрку проводник, несколько залечив душевно–физические страдания.
____________________________________________
Взоры европейской России в этот день были направлены не на челябинский вокзал с поездом Москва—Владивосток, а на Одесский порт, где встречали первую группу «варяжцев».
Переведённый в одесский гарнизон подпоручик Банников стоял на Царской пристани среди огромной толпы встречающих и хмурился: «Я ведь не в Одессу просился, а на Дальний Восток», — думал он, вглядываясь в морскую даль.
День выдался солнечный, но ветреный. Он зябко поёжился, переведя взгляд на разукрашенную флагами и цветами набережную.
— Герои на пароходе «Малайа» прибудут, — слушал говор встречающих, — вон, навстречу им «Святой Николай» вышел, — отвлёкшись от разговоров, стал смотреть на блёстки морской зыби и отошедший от пристани пароход.
— Как обнаружит на горизонте «Малайу», так враз флагами расцвечивания разукрасится.
— Да знаю, раздался за спиной Банникова другой голос. — По этому сигналу береговая батарея даст залп из салютных пушек.
Так вскоре и произошло.
Грянул залп, и из гавани вышла целая флотилия яхт.
— На одном из судов сам начальник Одесского порта находится и рядом с ним заслуженные георгиевские кавалеры.
«И откуда все, всё знают? — удивился подпоручик. — Кроме военных, конечно», — прислушался, с любопытством черпая информацию от зевак.
— Поднявшись на борт «Малайи», он вручит варяжцам георгиевские награды, — болтали за спиной.
В два часа дня, под крики «Ура» и бесконечные туши нескольких полковых оркестров, «Малайа» вошла в гавань.
— Капитан второго ранга Степанов по трапу сходит, — комментировал зритель, не забывая кричать «Ура».
— Да вижу, — отвечал другой. — Священник приморской церкви отец Атаманский встречает и образ святого Николая — покровителя моряков,
— А вот и команда на берег сходит. 268 нижних чинов, — больно толкнул Банникова в бок стоящий рядом чиновник. — Это только первая партия. Сам Руднев и остальные моряки позже прибудут.
Толпа, вслед за варяжцами ринулась к Потёмкинской лестнице, а затем на Николаевский бульвар.
Идущие неровным строем моряки, во главе со старшим офицером «Варяга» Степановым, поднялись по лестнице и прошли сквозь триумфальную арку с надписью из цветов «Героям Чемульпо».
На бульваре городской голова, согласно отработанной церемонии, поднёс капитану хлеб–соль на серебряном блюде и прослезился, произнося приветственную речь, закончив её словами:
— Вся Россия и Одесса гордятся вами. А на этом блюде с хлебом и солью выгравировано: «Привет Одессы удивившим мир героям «Варяга».
Народ вокруг закричал «Ура».
На площади перед зданием думы отслужили торжественный молебен, и матросы направились угощаться в Сабанские казармы.
Офицеров пригласили на банкет в юнкерское училище.
На следующий день герои Чемульпо, потирая больные головы, направились из Одессы в Севастополь.
Вновь ревущая приветственное «Ура!» многотысячная толпа на набережной, и гром оркестров.
Навстречу вышел миноносец, подняв сигнал «Привет храбрецам».
На Севастопольском рейде, пароход с героями, семью артиллерийскими выстрелами приветствовали с броненосца «Ростислав».
Первым на борт «Святого Николая» поднялся главный командир Черноморского флота вице–адмирал Скрыдлов.
Обойдя строй, он обратился к прибывшим с речью: «Здорово родные. Поздравляю с блестящим подвигом. Вы, как истинно русские моряки, удивили весь свет своею беззаветною храбростью, защищая честь России и Андреевского флага, готовые скорее умереть, чем отдать судно врагу. «Варяг» погиб, но память о ваших подвигах жива и будет жить многие годы. Ура!».
____________________________________________
До Омска офицерам скрашивал дорогу поэт–символист Валерий Брюсов.
В другое время они вряд ли стали его читать и разбирать стихи.
Но в дороге…
— Информация к размышлению, господа, — лёжа на мягком диване, размахивал томиком стихов Зерендорф. — Оказывается, с 1894 по 1895 год он издал под псевдонимом Валерий Маслов три сборника «Русские символисты». В третьем выпуске поместил однострочное стихотворение «О закрой свои бледные ноги», обеспечившее неприятие критики и гомерический хохот публики…
— И посвятил его Фигнеру, — встрял в речь Зерендорфа критик и литературовед Аким Рубанов. — Чего ты свою ногу в кальсонах почти до моей полки свесил? — развеселил офицерские массы.