Державин

Домбровский Юрий Осипович

Державин смотрел, не отрываясь, на странное шествие, и тревожные мысли приходили ему в голову.

Как всегда, он думал о Пугачеве.

До города оставалось не больше часа езды. Но что, если он вступит в город, занятый мятежными войсками?

Он стал высчитывать.

Последнее донесение, пришедшее из Самары, датировано 25 декабря. Теперь тридцатое. За пять дней положение легко могло измениться. От Самары до Симбирска 150 верст, или... он задумался, соображая... или четыре воинских перехода.

Он велел кучеру остановить

лошадей и вылез из кареты. Обозы, ехавшие перед окнами кареты, были теперь впереди. Издали еще скрипел снег, и желтые пятна фонарей, как ночные птицы, слепо шарахались по лиловому снегу. Он обернулся назад, вглядываясь в голубую снежную мглу. Оттуда, из темноты, опять надвигалась черная, неразличимая масса и слышались обрывки разговора. Обоз был большой, и то, с чем они повстречались, было только самой головой обоза.

Как всегда, решение в нем созрело мгновенно.

Он подошел к слуге, стоявшему на запятках. Никита Петров смотрел на него широко открытыми глазами, но, чтобы добиться от него ответа, Державину пришлось окликнуть его два раза.

Тогда большая безволосая голова медленно повернулась на тонкой шее, не затрагивая своим движением неподвижное и грузное тулово, и уставилась на Державина.

– Слушай, - сказал Державин, стараясь не глядеть в эти мертвые глаза, мы поедем навстречу - к обозу, когда последняя телега поравняется с каретой, соскакивай с запяток и хватай возчика за шиворот.

Лакей смотрел на Державина, не мигая неподвижными широкими глазами. Рот его был полуоткрыт.

– Ты слышишь?
– спросил Державин, повышая голос, и поднял двумя пальцами за подбородок тяжелую, сонную голову.
– Почему ты молчишь, боишься, что ли? Ну, отвечай же!

Лакей Никита Петров смотрел на Державина, и ни страха, ни мысли не было в его очень широких голубых глазах.

– Слышу, - ответил он через некоторое время, как будто вопрос только что дошел до него. И видя, что барин молчит, повернулся и, обойдя карету, полез на запятки. Державин пожал плечами и тоже пошел к карете.

– Так смотри, Никита, - как только подъедут, - деловито сказал он, приоткрывая дверь кареты, - сейчас же соскакивай с запяток, хватай первого попавшегося за плечо и кричи, а тут и я подоспею. Понял?

Через заднее стекло кареты он увидел, как ему в ответ кивнули головой.

Скрип полозьев подошел совсем близко.

Снова стали видны обозы, покрытые рогожей, желтые пятна фонарей и в них драконьи морды лошадей, украшенных бумажными цветами. Мужики шли за подводами, сложив руки за спину и толкуя о своих делах. Некоторые из них, сильно пьяные, лежали на возах, прикрывшись с головой рогожей, и выкрикивали какие-то фразы.

Карета встала на их пути, как неожиданное и досадное препятствие.

Идя мимо нее, они понижали голос и, взяв лошадей под уздцы, отводили их на край дороги. Когда средние воза поравнялись с каретой, один из лежащих под рогожей вдруг зашевелился, поднял голову и что-то крикнул.

Раздался смех.

На него со всех сторон зашикали, но, видно, не особенно сильно, потому что сейчас же из толпы выделился другой голос - молодой и гибкий, - который выкрикнул какую-то длинную и соленую фразу.

– ...вашего брата, - поймал ее конец Державин.

Он посмотрел на лакея.

Никита Петров стоял на запятках, и его голова моталась, как неживая.

Мужики шли мимо них.

Когда проехала последняя телега, Державин выскочил из кареты и, шатаясь от бешенства, бросился к запяткам.

Он схватил лакея за шиворот и стал его трясти мелкими сильными толчками.

– Иди в карету, скотина, - шипел он свистящим, яростным шепотом, слезай с запяток, иди в карету! Немедленно! Слышишь?

Лакей спокойно оттолкнул его руку, повернулся и стал слезать с запяток.

Тогда Державин, весь дрожа от возбуждения, схватил его за шиворот, подтащил по снегу к отворенной двери и бросил на сиденье. Потом встал на запятки и, задыхаясь, крикнул кучеру: "Поезжай!"

И через минуту они встретили одинокую телегу, отставшую от обоза. В ней сидел только один человек - два других шли поодаль. Когда карета поравнялась с телегой, Державин вдруг быстрым, кошачьим движением метнулся с запяток и, гикнув, схватил мужика за шиворот. Тот крикнул коротко и отчаянно и вцепился в край полушубка Державина. Два других, шедшие поодаль, остановились и замерли на месте. Державин поднял мужика за шиворот и, раскачав, деловито сунул головой в снег.

– Ты что же убойничаешь?
– закричал наконец один из товарищей поверженного.
– Али сам из станичников? Ну, врешь, не на таких напал!
– он полез за сапог и, вытащив короткий, тонкий, как жало, нож, тяжело двинулся к Державину, повторяя: - Видали мы таких станичников.

Другой, маленький сморщенный старик, бегал вокруг, и на его сухой аккуратной руке блестел кастет.

Из окна кареты сонно смотрел лакей Никита Петров, и рот его был полуоткрыт.

Державин поднял свободную руку к лицу лежащего, и тот вздрогнул, почувствовав на шее обжигающую сталь пистолета.

– Я ничего тебе плохого не сделаю, - сказал Державин, обращаясь только к задержанному.
– Лежи смирно и не кричи. Я не разбойник, а офицер. Видишь?
– И он ткнул пальцем в свои нашивки.
– Какие войска теперь в городе?

Мужик, увидев в руках Державина пистолет и почувствовав на лице его дуло, перестал биться и замер.

– Какие войска в городе?
– повторил свой вопрос Державин.

Мужик, не отвечая, что-то бормотал, скосив глаза на дуло пистолета.

– Мы об этом, ваше благородие, не наведаны, - вдруг звонко закричал один из мужиков.
– Обыкновенно какие, ходят по городу в русском платье да шубы у мужиков отбирают.