Державы верные сыны
Шрифт:
16
Фельдмаршал Румянцев, получив рескрипт императрицы Екатерины и все полномочия на негоциацию с Портой, в конце мая предложил султану условия для заключения мира: Россия снимает все претензии, связанные с Крымом и свободой мореходства военных судов, в пользу Очакова, Кинбурна и Гаджибея. Пожертвовать тремя крепостями? Стамбул отверг эти кондиции…
Второго июня корпус Каменского, сосредоточившись на правом берегу Дуная, штурмом взял Базарджик. Через неделю с ним соединился корпус генерала Суворова. Сводное русское войско тут же атаковало сорокатысячную турецкую армию Абдул-Резака и после упорного сражения разгромило наголову.
Находясь в окружении, турецкий визирь предложил перемирие и возобновление переговоров. Румянцев отклонил перемирие и потребовал немедленного подписания мирного договора. Пятого июля два полномочных визирских комиссара Ресми-Ахмед и Ибрагим-Мюниб встретились в деревеньке Кючук-Кайнарджи с фельдмаршалом Румянцевым. Вариант с передачей России Керчи и Еникале взамен свободного мореходства и отказа русской гарантии независимости Крыма устроил обе стороны. Десятого июля договор был скреплен оными подписями, заверен визирем и с Репниным отправлен в Петербург…
Белые ночи изводили Потемкина! Он, оказавшись в своей постели, опустошенный любовной встречей с «Катюшкой», засыпал мгновенно. Но спустя час-полтора, точно толкал кто-то, внезапно открывал глаза. Бодрствование вмиг возвращалось к нему, наделенному завидным здоровьем. Он поднимался, отодвигал портьеру и подходил к высокому венецианскому окну дворца. Со второго этажа вид на парк, на Большой каскад, с дивными скульптурами, на замысловатый контур дорожек открывался чудесный!
Но в матовом освещении июльской ночи всего волнующей были фонтаны. Жемчужный бисер осыпал и мощную фигуру Самсона, и тускло блистал вблизи дворца, и живыми струйками дрожал над большим фонтаном, с мифологическими божествами, на предпарковой площади.
В открытое окно вливалась зябкая балтийская свежесть, за курчавыми купами дальних деревьев сизой полосой проступало море и призрачно лиловое небо. Он восхищался Петергофом, как и все, кто приезжал сюда, но вместе с тем ощущал некую скованность. В Петербурге ему, подполковнику лейб-гвардии Преображенского полка, было спокойней…
Григорий Александрович, вглядываясь в глубину парка, полную синих и фиолетовых теней, тихую и таинственную, подумал с тревогой, что такой подавленной, как в последние две недели, он никогда не видел государыню. Известие о прорыве Пугачева к Казани вызвало у Екатерины слезы. Князь Щербатов не смог дать разбойнику отпор. Мятеж, который, мнилось, был подавлен, разгорался снова!
– Гришечка, милая милуша, что же делать? – потерянно спросила его Екатерина, вытирая глаза кружевным платочком. – Среди дворян и чиновников наших паника сильна!
– Я готов сочинить рескрипт о передаче командования. Надобен полководец, который совершит поиск и разгромление государственного злодея. Наши полки, дислоцированные в северо-западных губерниях желательно перебросить к Москве.
С той встречи Екатерина стала несколько уверенней, но ее уныние передалось всему Двору. И потому вчера, 22 июля, в Петергофе был созван Государственный совет.
Потемкин явился на заседание графом, о чем члены совета были уже осведомлены и поздравили его со столь высоким званием. Но по лицам сановников недолго перелетала приятная улыбка. Чувствовал фаворит, что иные таят против него умысел. И был предельно собран, следил за каждым словом выступающих.
Его слова, для многих неожиданные, грянули как гром среди ясного неба! Льстиво улыбаясь и вздыхая, ничего путного не сказали ни Голицын, ни Разумовский, ни Вяземский, ни Чернышев. Высказал сомнение лишь Григорий Орлов. Атмосферу неопределенности, будто за столом сидели не прославленные военачальники и государственные мужи, а семинаристы, разрушило выступление графа Панина. Никита Иванович твердо и доказательно разубедил государыню оставлять столицу, откуда шло управление и государством, и войсками. Лишь после этого члены совета приняли решение направить в Москву дополнительные полки, в том числе донских казаков, а для командования войсками определить «знаменитую особу с такою же полною мочью, какую имел покойный генерал Бибиков».
Но Панин не был бы Паниным, ежели бы не воспользовался этой вакансией в угоду себе! После заседания и обеда во дворце он попросил Григория Александровича об аудиенции. И ничтоже сумняшеся предложил на должность главнокомандующего своего братца, графа Петра Ивановича. Что же было делать? «Катюшка» недолюбливала «панинцев». Но в данной ситуации выгодно подыграть недоброжелателям! Выбить у них почву из-под ног своим великодушием. Он немедленно передал государыне разговор. Екатерина заколебалась. Так и не дала ответа ни днем, ни вечером на концерте великого скрипача Лолио, ни ночью…
Потемкин в шлафроке вышел на балкон, ежась, ощущая на лице влажность морского ветра. Подавали первые голоса птицы. Он разобрал высвист дрозда и треньканье синички. Вспомнилась скрипичная музыка. Божественные мелодии итальянцев. Жаль, что государыня к музыке равнодушна. Не только не понимает ее, а почти пренебрегает, считая за бесполезное времяпрепровождение. Зато у нее столько иных достоинств!
Григорий Александрович вернулся в покои и открыл ящик стола, где находилась переписка. Он любил Екатерину до безумства, и потому никакими силами и ухищрениями не мог отвязаться от ревности. И странно, – чем больше проявлялась ее страстность в постели и в письмах, тем сильней становилось желание, чтобы она принадлежала только ему.
Он взял ее вчерашнюю утреннюю записку.
«Душатка, cher Epoux [50] , изволь приласкаться. Твоя ласка мне мила и приятна. Тебе за то спасибо…» Стук в окно внезапно отвлек его от чтения. На перильцах балкона сидела белоснежная голубка. «Может, к счастью прилетела?» – мелькнула смутная мысль.
Добрая примета подтвердилась поздним вечером.
В петергофский дворец с рапортом фельдмаршала Румянцева прибыл его сын Михаил, полковник, и князь Гагарин. О заключении мира с Портой первым узнал Панин, затем Потемкин. Не сдержавшись, ликуя и не гася на лице улыбки, Григорий Александрович прошел в покои императрицы. Она, надев очки, читала сидя на канапе. Внезапные шаги фаворита, которые она узнала издали, встревожили государыню. Но сияющий вид «милуши» вызвал только интерес:
50
Дорогой супруг (франц.).