Держи голову выше: тактики мышления от величайших спортсменов мира

Снид Брэндон

Они развивают мысль, утверждая, что существующий в современном спорте подход к психическому здоровью атлетов «сопряжен со стигматизацией, отказом в признании наличия симптомов и дихотомической парадигмой восприятия болезней «психологическая против физической», что является неточным и неправильным, и лишает спортсменов эффективной, действенной помощи».

Отчасти причины видятся им в природе «искаженных или вовсе отсутствующих» взаимоотношений между спортсменами и врачами команды: «Доктора, работающие в спорте, зачастую находятся под колоссальным давлением управляющих, менеджера, тренеров и агентов, стремящихся поднять планку выступлений в краткосрочной перспективе, и по этой причине врачи ежедневно сталкиваются с мириадами дилемм этического характера, компромиссы

в которых негативно влияют на здоровье и лечение атлета».

Психиатр Джанет Тейлор недавно рассказала колумнисту New York Times Уильяму С. Родену: «Профессиональные спортсмены привыкли видеть себя воинами, способными вынести многочисленные физические трудности, которым удалось пробиться на следующий уровень за счет своей физической и психологической крепости. Теперь же их может вывести из строя враг, которого они даже не в состоянии увидеть: их собственный разум».

Не каждый спортсмен, страдающий от отвержения идентичности, также страдает от нарциссизма, но первое может вызывать и зачастую вызывает второе в мире спорта.

Эксперты определили три типа нарциссизма. Первый, самый «типичный» тип: помпезный, хвастливый человек, открыто алчущий всеобщего внимания. Второй, «скрытый» нарцисс: такой, каким был я (и каким до сих пор оказываюсь в некоторых жизненных ситуациях) – полным иррационального страха и тревоги о том, как я выгляжу, занятым постоянными попытками побороть страх, сознательно или бессознательно. И есть еще «коллективный» нарцисс, укрепляющий свою репутацию посредством поступков «для других», тогда как на самом деле истинная цель его стараний даже подсознательно – произвести определенное впечатление.

Вот почему порой суперталантливые ребята могут стушеваться в критические минуты – они либо сознательно, либо подсознательно переживают о том, как их неудачи отразятся на них, потому что они больше озабочены собой и тем, какими они предстают, нежели собственно результатом. Разумеется, некоторое беспокойство о себе вполне естественно и даже является признаком здорового организма. Неприятности начинаются, когда в этом беспокойстве обнаруживается дисбаланс. К примеру, людей, излишне озабоченных собой, могут подкосить тревожные размышления о том, как неудача скажется на них, которые активируют часть мозга, ответственную за наше «я», после чего уже она пускает под откос всё остальное.

В довершение ко всему этому на спортсменов всегда давит извечно преследующий их призрак катастрофической травмы, неудачи или Бог знает чего еще такого, что могло бы стоить им их работы. Учитывая, что жизни этих мужчин и женщин и смысл их существования завязаны на стремлении выступать на пике своих возможностей, подобные страхи могут стать внушительным ментальным грузом. Спортсмены обычно реагируют на травмы с той же эмоциональной тоской и горечью, с какой большинство людей реагирует на новости о смерти близких людей; двадцати процентам травмированных спортсменов требуется клиническое вмешательство психологов, в том числе по причине риска суицида.

Горнолыжница Пикабо Стрит выиграла супергигантский слалом на зимней Олимпиаде 1998 года и по ходу выступлений показала свой смелый, лихой характер, покоривший сердца многих болельщиков во всем мире. Позже в том же году она разбилась во время катания на лыжах в Швейцарии. Травмы были ужасающие – она сломала себе левую ногу и выбила правое колено. В последующие месяцы, как она позже рассказала New York Times, она «прошла весь путь до самого дна»: запиралась в спальне родительского дома, закрывала шторы и отказывалась с кем-либо видеться или отвечать на телефонные звонки. Она просто лежала одна в темноте – в прямом и переносном смысле. Она даже телевизор не смотрела. «Я прошла путь от физически крепкого человека, очень сильного и способного атлета, до такого состояния, в котором едва могла найти силы на то, чтобы дойти из комнаты на кухню, – рассказывала она. – Чувствовала себя так, словно глубоко увязла, и не могла делать то, что делала обычно, и из-за этого сходила с ума».

ДВАДЦАТИ ПРОЦЕНТАМ ТРАВМИРОВАННЫХ СПОРТСМЕНОВ ТРЕБУЕТСЯ КЛИНИЧЕСКОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО ПСИХОЛОГОВ, В ТОМ ЧИСЛЕ ПО ПРИЧИНЕ РИСКА СУИЦИДА.

Восстановление, как от физических повреждений, так и от ментальных ран, заняло у нее почти два года.

А еще на долю спортсменов выпадает немало страданий, когда их профессиональные карьеры, наконец, завершаются. Журналист Джон Фейнштейн однажды написал: «Спортсмены умирают дважды». Он повторил эти слова в 2012 году во время радиоинтервью, в ходе которого обсуждалась недавнее самоубийство Джуниора Сио. Этот лайнбекер, двенадцатикратный участник Пробоула, десять раз попадавший в команду лучших игроков сезона All-Pro, завершил карьеру после сезона 2009 года, а в мае 2012-го покончил с собой.

Кончина карьеры атлета, будь он членом команды «Всех Звезд» или ролевиком, или студентом колледжа, так никогда не блеснувшим на взрослом уровне, всегда воспринимается как трагедия, как утрата человеком целого мира. Без понимания происходящего и без крепкой системы поддержки последствия такой трагедии могут быть катастрофическими. Атлеты знают, что в мире есть и более важные вещи, но попробуйте сказать это сердцу.

«У спортсменов идентичность завязана на том, что ты сделал за карьеру. Она – твоя платформа, – говорил репортерам ESPN трехкратный победитель NASCAR Winston Cup Даррелл Уолтрип после смерти Сио. – Поэтому когда тебя ее лишают, ты начинаешь немного нервничать, бояться, спрашивать себя «И куда мне идти дальше?»

Брэд Догерти, бывший первым пиком на драфте NBA 1986 года, говорил: «Ты теряешь эту идентичность, она исчезает, как только ты слышишь слово «бывший». Это слово больно жалит. Поэтому когда видишь, что происходит с такими ребятами, как Джуниор Сио… Мне досадно и неприятно признавать это, но какая-то маленькая часть меня понимает его поступок. Это немного пугает меня».

И всё же несмотря на все психологические ловушки и опасности, подстерегающие спортсменов, им, как показывает практика, еще труднее решиться поговорить с кем-то о своих психических расстройствах, чем обычному человеку. В начале 2015 года игрок женской баскетбольной команды университета Дьюк Одера Чидом рассказала Fox Sports о том, что в кругу спортсменов-студентов обращение за профессиональной помощью по вопросам психического здоровья рассматривается как «признак слабости»: «Никто не хочет признавать, что с ним не всё в порядке, до тех пор, пока не становится слишком поздно». Штатный сотрудник ESPN Тим Киоун, десятилетиями освещавший жизнь элитных спортсменов, недавно написал: «Психические расстройства остаются огромным, неизученным и непризнанным аспектом жизни общества в целом и спорта в частности. Этот аспект не признаёт социальных, расовых и экономических барьеров, но его понимают настолько неверно, что определенная часть населения ставит под сомнение не только его влияние на личность, но и сам факт его существования».

Уэс Клэпп, сооснователь базирующейся в Кембридже, штат Массачусетс, компании NeuroScouting, сказал мне: «Когда ты рвешь себе переднюю крестообразную связку, никто не говорит: Чувак, да тебе надо к доктору! Потому что это и так очевидно. И точно так же должно быть, когда ты говоришь: «Со мной либо творится что-то неладное, и я хочу проверить, либо я просто перестраховываюсь». Или даже так: «Я мог бы потратить больше времени на улучшение самочувствия. Я провожу столько же часов в спортзале – и должен пытаться улучшить в себе и всё прочее, без осуждения и позорных ярлыков». Но стоит кому-то обратиться за психиатрической помощью, окружающие сразу начинают спрашивать: «Ой, а зачем тебе идти туда? Почему ты хочешь с ними поговорить?» Люди видят в этом проявление слабости, которую никто почему-то не ассоциирует с любой другой медицинской помощью».