Дерзкий рейд
Шрифт:
Джангильдинов больше уже не сомневался. У московского «чекиста» оказалось безукоризненное лондонское произношение, которым он, Алимбей, при всем старании так и не овладел во время своих скитаний по свету.
— Слышали?! Чисто английский! — выпалил Джэксон. — Водки просит. Голова, говорит, совсем плохой…
Малыхин, до последней минуты доверявший этому человеку, которого, как и все, принимал за чекиста, с трудом сдержал себя, чтобы не прикончить оборотня.
— Вы верите мне? — с надеждой в голосе закричал Кирвязов. — Видите, кто белая иностранная гадина!
—
— Ты уже очухался? — спросил Малыхин.
— Хотели прикончить, сволочи!.. — Бернард выругался, вспоминая и бога, и душу, и мать. — Напали на меня!
— Кто?
— Еще спрашиваешь, кореш! Вот они перед тобой. Только одного я успел поранить, а второй меня сзади стукнул по кумполу… Вот он, гад, американская гидра, скалит зубы!
Джэксон удивленно поднял брови, и его лицо вытянулось. Выходит, он, Сидней, вместе с Кирвязовым замышлял убийство начальника особого отдела, а Звонарев подслушал их. Ну и ну! Такого коварства он еще не встречал.
— Кто говорил про Шекспира? Кто хотел яд наливать в ухо товарищу Малыхину, говори?
— Конечно же, ты, американская сволочь! — Бернард приподнялся, повернулся к Малыхину: — А ну, кореш, скорей распутай руки, я сам придушу эту стерву!
— История повторяется, — произнес многозначительно Колотубин, молчавший до этого. — Опять те же…
Малыхин сразу понял, на что намекает комиссар. Там, в форте Александровский, на радиостанции находились Звонарев и Кирвязов, они обвинили честного матроса Грулю. Теперь снова те же, Звонарев и Кирвязов. Только на сей раз ранен Кирвязов, а пострадавшим может оказаться Джэксон…
— Да, я есть американец, честный американец! — Сидней негодовал. — А ты есть гадина, чисто говоришь на английский язык, без акцента! Откуда тебе известно английский язык, если ты русский пролетарский человек? Учить язык дорого стоит!
В доводах Джэксона была железная логика: действительно, откуда русский работяга Иван Звонарев может знать английский язык?
Бернард в ответ яростно ругался и обещал сообщить в Москву самому Дзержинскому о своем незаконном аресте и телесных повреждениях.
Колотубин подошел к Джэксону и положил тому на плечо ладонь:
— Мы тут сами разберемся, товарищ. Мы тебе верим! Иди отдохни, перевяжи рану. Завтра снова нелегкий путь!
Глава двадцать восьмая
1
Ранним утром, едва только стало светло и на востоке солнце высунуло из-за горизонта огненный лоб, Малыхин уже разбирал вещи, принадлежавшие Илье Кирвязову. Начальник особого отдела искал прямых улик. Предательство должно быть доказано, оно всегда имеет какие-то следы.
Валентин дважды придирчиво и дотошно осмотрел содержимое потертого вещевого мешка, прощупал одежду. Хоть бы какая-нибудь подозрительная вещица или бумажка. Малыхин тихо выругался. Он-то был убежден и готов голову свою отдать на отсечение, что Кирвязов контра, тот самый предатель, о котором предупреждали из Царицына. Однако одного убеждения явно было недостаточно, чтобы судить по всей революционной строгости. Нужны были еще вещественные доказательства. А вот с ними пока ничего не получалось…
— Хреновина сплошная. — Малыхин задумчиво потер ладонью лоб: — Задачка с одним неизвестным.
У Ивана Звонарева вещички оказались побогаче: кожаная сумка, почти новый портфель и пять фляжек. Все это нашли в сумке, притороченной к верблюжьему седлу.
Фляжки до пробки наполнены водой, а в одной, плосконькой, находился спирт. «Запасливый, гад». — Малыхин с неприязнью подумал о Звонареве. Валентин открыл кожаную объемистую сумку, вынул пару нижнего белья и тут же увидел небольшую записную книжку в плотном глянцевом переплете. Книжка как книжка, ничего особенного. Валентин раскрыл ее и… чуть не охнул от удивления. Листы записной книжки были знакомы: голубые линии, расчертившие страницу на клеточки, и одна красная черта вверху. А над ней цифры, нумерация страничек.
Выгоревшие брови моряка сошлись у переносицы. Не может быть! Валентин полез в свою сумку, достал спрятанный в толстой тетрадке небольшой листок с зашифрованным текстом, найденный на радиостанции форта Александровский.
Сличил. Одинаковые!..
Быстро перебрал, страницы, остановился, где вырваны. Тридцать пятой не хватало. Как раз той, что нашли возле разбитой радиостанции. Она точно ложилась на вырванное место.
— Елки-палки темный лес! — обрадовался Малыхин. — Все теперь ясно, как в штиль. Вот так и решена задачка с одним неизвестным!
На листах книжки было много записей, и все на нерусском языке, и еще цифрами вперемежку с буквами, как и на той странице. Записи сделаны одной рукой и одним и тем же химическим карандашом. В том легко можно было убедиться, сличив страницы.
Малыхин потер лоб ладонью. Такую записную книжку он долго искал в сундучке матроса Грули, искал в вещах Кирвязова. А она, оказывается, вот у кого!
Антипатия, которую Валентин питал к Звонареву, стала ненавистью, когда на дне кожаной сумки он обнаружил небольшой сверток, перевязанный шнуром. В свертке оказались две маленькие коробочки, а в них — порошки и круглые пилюли.
Валентин взвесил на широкой ладони невесомые коробочки, посмотрел на наполненные водой фляжки Звонарева: «Сам запасся, а нас травить задумал, как крыс». Малыхин уже твердо знал, что тот, кого так долго искал, был рядом с ним, ел из одного котла и пользовался большими правами чекиста.
Под подкладкой в кожаной сумке прощупывался какой-то плоский предмет.
— Пори, братишка, — велел Малыхин бойцу.
Тот аккуратно вспорол ножом материю. Там лежала пачка денег, американские доллары и английские фунты стерлингов. Малыхину приходилось видеть и держать в руках такую валюту в заграничных плаваниях.