Дерзкий рейд
Шрифт:
— Выполнять приказ! — заорал взводный, торопливо стреляя в приближающихся всадников.
Семен рванулся к коновязи, отвязал коня и вскочил в седло. Горячий воздух бил ему в лицо, а за спиною затарахтели выстрелы.
3
Бой начался неожиданно.
Интернациональная рота замыкала растянувшуюся колонну отряда. Солнце перевалило на другую половину неба, и стояла та знойная и душная пора, когда особенно остро мучит жажда и наваливается усталость. Бойцы сонно покачивались в седлах, лошади лениво переступали ногами, в повозках, накрыв голову, спали красноармейцы. Половина дневного пути пройдена, но до привала еще далеко.
Малыхин, поджав ногу, сидел на повозке и расспрашивал Джэксона о ночной схватке. Вдруг послышались глухие, чуть слышные, одинокие хлопки. Джэксон первым обратил на них внимание.
— Стреляют.
— Показалось, — Малыхин хотел его успокоить и продолжать важную беседу.
— Выстрелы!
Джэксон вскочил на ноги и стал смотреть назад, откуда явственно доносились редкие выстрелы. Сонное оцепенение слетело с бойцов.
— Оружие в бой! — крикнул Янош Сабо.
Но отдельные красноармейцы не торопились. Какие еще могут быть враги в дикой степи, где жилья приличного нет?!
— Кто-то отстал и со страху пуляет, — сказал понимающе Матвеев, который дремал на своем коне рядом с малыхинской повозкой. — Людей только зря будоражит, глистопер.
— Скачет! Скачет! — раздались голоса красноармейцев, заметивших на горизонте одинокого всадника.
Малыхин навел бинокль. Да, то был действительно боец отряда. Он почти лежал на взмыленном коне, яростно нахлестывая камчой. Малыхин узнал бойца, то был Фокин, из взвода Манкевича, оставленного прикрывать караван. Недобрые предчувствия кольнули моряка.
— К бою!
Вслед за красноармейцем, словно выныривая из-под земли, показалась масса конников. Их становилось все больше и больше с каждой минутой. Они рассыпались по степи полумесяцем и лавиной мчались на растянувшийся караван, охватывая его полукольцом…
То были джигиты Ораз-Сердара, посланные по указанию генерала Маллесона через пески Каракумов, чтобы настичь и уничтожить отряд степной экспедиции и, главное, захватить оружие и золото. Именно этих джигитов видел полковник Эссертон из окна вагона, когда направлялся в Красноводск.
Опытные наездники, с детских лет привыкшие к седлу и хорошо знавшие пустыню, они стремительным маршем одолели большое пространство, пересаживаясь с одного коня на другого, ибо у каждого имелось по две лошади. Многие из всадников до поступления на службу к Ораз-Сердару промышляли грабежом, были калтаманами — степными разбойниками. Они привыкли вести бурную жизнь, полную опасностей и риска, неожиданно и стремительно налетать на караваны, грабить купцов, уводить пленных в пески, чтобы потом получать за них выкуп.
Теперь их вел в бой высокий английский офицер, которому с непривычки тяжеловато пришлось в таком дальнем походе.
Смяв единым ударом небольшой арьергард, всадники, воодушевленные первым успехом, бросились в погоню за единственным красноармейцем, улизнувшим буквально у них из-под носа, да и не только за ним, а главное — за большевистским караваном, который теперь находился близко. Напасть неожиданно, застать врасплох, не дать возможности подготовиться к обороне — вот что заставляло их подгонять коней.
— Ла-алла-иль-алла! — раздался вопль из сотен глоток, и в воздухе замелькали кривые сабли.
Малыхин сразу оценил всю невыгодность позиции, если можно назвать позицией растянутый цепочкой тяжело груженный караван. Основная часть отряда впереди, и, пока подоспеют главные силы, бандиты искромсают их в капусту. Бойцы, торопливо срывая тряпки с затворов винтовок, занимали оборону. Малыхин выхватил из кобуры тяжелый маузер:
— Спокойно, братишки! Бей прицельным!
Его властный хрипловатый голос вселял уверенность. Малыхин сразу взял на себя командование. Срочно произвел перестроение, вывел на фланги арбы с пулеметами. Груженных тюками верблюдов спешно погнали дальше, чтобы они не мешали ведению огня.
— Ал-л-ла-а! — неслось по степи.
Лавина катилась грозным валом, как прорвавший дамбу водяной поток, готовый поднять и раздавить все на своем пути.
На правом фланге заговорил скороговоркой пулемет. И стало видно, как там, вдалеке, дыбились и падали кони, вываливались из седел всадники и одинокие лошади бежали куда-то в сторону. Но лавина неудержимо приближалась.
Джэксон стрелял, припав на одно колено, упершись в борт повозки.
— Пятый, — считал вслух Сидней, перезаряжая винтовку.
Он не испытывал ни страха, ни отчаяния, скорее, автоматически производил один выстрел за другим, спокойно и хладнокровно. Он просто понимал всю опасность и безвыходность своего положения. Если не удастся, остановить, сбить, сдержать лавину всадников, то бой может закончиться в считанные минуты. Джэксон знал, чем кончаются налеты кавалерии на обозы…
«Та-та-та-та!.. та-та-та-та!» — гулко и почти рядом застрочил второй пулемет.
Джэксон кинул быстрый взгляд влево, и на губах мелькнула улыбка. В десяти метрах от повозки развернулась арба, и, припав к станковому пулемету, мадьяр Янош Сабо свинцом поливал атакующих.
4
Чокан Мусрепов, едва только защелкали первые выстрелы, крикнул своему напарнику астраханцу Абдугапару, с которым вместе охраняли и везли на повозке связанных Звонарева и Кирвязова:
— Гони коней! Гони!
Он понимал, что надо как можно дальше, на безопасное место увезти предателей. И в то же время ему было обидно: идет бой, а он вынужден охранять, быть сторожем пойманных гадов. С каким бы удовольствием он их прикончил, но они нужны Малыхину. А когда сабли всадников засверкали уже у повозок, Чокан не вытерпел. Куда денутся эти связанные по рукам и ногам, как овцы! Он схватил свою винтовку. Минуту колебался — идти или не идти? Потом пригрозил Абдугапару: