Дерзкий роман
Шрифт:
Джефферсон бросает на меня нервный взгляд в зеркало заднего вида. — Босс?
— Мы забираем ее домой.
— Макс! — Дон резко поворачивает голову и смотрит на меня. Эти глаза метают кинжалы, но я сделан из стали, и все, что могут сделать эти копья, — это отскочить от моей груди.
Я отворачиваюсь от нее.
Она рычит на меня. — Как только я останусь одна, я вернусь туда.
— Черта с два ты это сделаешь.
— Попробуй остановить меня.
— Ты думаешь, я этого не сделаю? — Я смотрю на нее сверху
Ее ноздри раздуваются, а на нежной шее вздувается жилка. — И чего ты от меня ждешь, а? Буду крутить большими пальцами, пока Stinton Group не разрешит мне защищаться? Что, если "хорошо" никогда не наступит? Как ты тогда собираешься заставить меня замолчать?
— Сиди и жди. Это приказ.
Ее глаза чуть не вылезают из орбит.
Неправильный выбор слов, но уже слишком поздно.
Она раздраженно выдыхает. — Хотя ты и считаешь меня своей собственностью, Макс, это не так. Я принимаю свои собственные решения, и ты не так уж много можешь сделать, чтобы контролировать меня.
— Мы справляемся с этим.
— Что это значит? — шипит она.
Я разочарованно провожу рукой по волосам. — Черт возьми, Дон. Это значит, что мы работаем над этим. Команда по связям с общественностью предупреждена. Мы ведем переговоры с агентством Милы, чтобы договориться об урегулировании…
— Этого недостаточно. — Дон плюхается на свое сиденье, скрестив руки на груди и уткнувшись взглядом в лобовое стекло. — Я хочу починить машину.
— Они не просят об этом. Все, чего они хотят, — это компенсации. Если мы сможем уладить это тихо, тогда общественность в конечном итоге обратится к чему-то новому, из-за чего будет возмущен…
— Мне нужно починить эту машину, Макс, — настаивает она.
Я потираю переносицу. — Неужели ты думаешь, что из-за твоего упрямства тебе кто-нибудь будет аплодировать? Ты думаешь, твоя искренность имеет значение для мира? — Все, чего они хотят, — это злодея. Нет, все, чего они хотят, — это героя, которого они могут превратить в злодея и сжечь на глазах у нации. Сейчас мы в режиме контроля ущерба. Починка машины ничему не поможет. Мы платим Миле Дюбуа за то, чтобы она сняла видео, и мы платим ей за замену машины. Это заставит их замолчать.
— Это то, к чему вы, Стинтоны, привыкли по умолчанию, не так ли? Просто вложите деньги в проблему, и этого будет достаточно, чтобы она исчезла. Вот тут-то все и рушится, Макс. Так долго можно скрывать правду. В конце концов, никто не осмелится доверять компании, которая так боится быть прозрачной и подотчетной. — Она качает головой. — Ты сделал меня лицом Stinton Auto, но ты не доверил мне на самом деле починить машину Милы. Теперь это мне швыряют в лицо гнилыми помидорами, но ты не веришь, что я все улажу по-своему. Ты никому не доверяешь, и это делает невозможным ответное доверие к тебе.
Я прикусываю нижнюю губу.
Черт
Слишком много чувств разрывает меня на части.
Гнев, страх, разочарование из-за того, что ей причинят боль, если она продолжит предаваться отчаянию и ставить свою жизнь на карту того, что мы можем решить с помощью денег и юристов.
Восхищение, потому что невозможно отрицать, что эта женщина практически светится страстью и целеустремленностью.
Беспокойство, страх, причина, по которой я хочу уступить ей, в том, что она права, или потому, что уже рассвело.
И самое странное чувство, что все это не имеет значения, если я не могу защитить ее.
— Макс, дай мне машину. — Ее голос становится мягче, как будто она видит, что я думаю об этом. — Пожалуйста.
Я сжимаю челюсти и отрываю от нее взгляд. Достав ручку из-за лацкана пиджака, я верчу ее в пальцах и заставляю себя обдумать ее предложение — не потому, что она женщина, которая сводит меня с ума, а потому, что она механик, который в первую очередь должен был отвечать за этот ремонт.
Что, если я поступлю по ее примеру и дополню его так, чтобы Stinton Group и Дон понесли наименьший ущерб? Могу ли я повернуть это так, чтобы мы сделали ставку на негативную прессу, перевернув все с ног на голову?
Я бросаю взгляд на запрокинутое лицо Дон. Ее глаза серьезно смотрят в мои.
Когда я киваю, у меня такое чувство, будто на мои плечи обрушивается наковальня. — Хорошо, но делай по-моему.
— Договорились.
— Я серьезно. Мы делаем это, это должно быть вместе. И держись подальше от автомастерской, пока я не дам тебе добро.
— Сколько времени это займет?
Я хмуро смотрю на нее.
Она прищуривает глаза, но отступает. — Прекрасно. — Дон протягивает мне руку. — Давай пожмем ее.
Я хмурюсь. — В этом нет необходимости.
Она хватает меня за руку, и ее тонкие пальцы переплетаются с моими. Ее руки чистые, но вокруг ногтей отчетливые пятна, намекающие на постоянный контакт с маслом и машинной жидкостью. Мозоли тоже есть. Не думаю, что я когда-либо раньше ощущал мозоли на женской руке. Большинство женщин моего круга не были бы застигнуты врасплох вместе с ними.
Дон крепко пожимает мою руку. Это многое говорит мне о ней.
Что она предпочла бы казаться твердой и агрессивной, чем показывать свою мягкую сторону.
Она так привыкла прокладывать себе путь вперед, что это стало ее второй натурой.
Что она может постоять за себя. Она действительно может.
И это также показывает мне, что я этого не хочу.
По какой-то странной причине я хочу, чтобы она перестала строить из себя крутую девчонку и признала, что не может взвалить все на свои крошечные плечи, как бы сильно она ни хотела доказать, что может.