Десант местного значения
Шрифт:
(8 июня 1940 года британский авианосец «Глориес» и два эсминца эскорта внезапно столкнулся немецкими линкорами «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Авианосец не успел поднять самолеты, пораженный одним из первых залпов главного калибра немецких линкоров в полетную палубу. Почти сразу же еще один залп попал в машинное отделение «Глориеса», лишив авианосец хода. Последний британский эсминец эскорта «Акаста» (командир — коммандер Чарльз Гласфёрд) не имел повреждений и мог бы попытаться спастись. Однако «Акаста» полным ходом бросился на пересечение курса немецких линкоров в безнадежную атаку. Пройдя перед ними под плотным огнём (немцы стреляли по нему даже из зениток), «Акаста» дал два 4-торпедных залпа. «Гнейзенау» уклонился от торпед, но в 18.39 одна из них поразила «Шарнхорст» с правого борта в районе кормовой башни. Немцы уже не стреляли по гибнущему «Глориесу», сосредоточив огонь на «Акасте», который получил много попаданий, потерял ход, но продолжал до конца вести огонь из двух уцелевших кормовых орудий и добился ещё одного попадания 120-мм снарядом в «Шарнхорст».
Вспомогательным крейсером «Джервис-Бэй» командовал коммандер Эдвард Фиген. Корабль был назначен в охранение конвоя HX-84, следовавшего из порта Галифакс (Канада) в Англию. Другой охраны конвой не имел.
5 ноября 1940 на расстоянии 755 морских миль к юго-востоку от Рейкьявика конвой был обнаружен и атакован германским рейдером, тяжелым крейсером «Адмирал Шеер». Капитан «Джервис-Бэя», Эдвард Фиген приказал конвою рассеяться и вступил в бой с рейдером. Несмотря на явное превосходство немецкого крейсера, бой продолжался 22 минуты до потопления «Джервис-Бэя». После этого «Адмиралу Шееру» удалось потопить еще пять транспортов, но остальные суда конвоя успели уйти — прим. амер. издат.).
(Весьма спорное сравнение, оба описываемых в примечании американского издательства боя были действительно неравными и безнадежными. В отличие от рассматриваемой автором ситуации, когда неповрежденному эсминцу противостояла всего одна подводная лодка, к тому же с изрядно растраченным боекомплектом. Автор просто пытается хоть как-то оправдать трусливые действия адмирала Холлоуэя — прим. сов. издат.)
Глава 9. Приборка возле дома
3 ноября, местное время 03–56. Камчатка. Южный берег озера Налычева, побережье Авачинского залива, стартовая позиция 21 берегового ракетного полка.
— Вот он, сволочь! Хитро встал, с прежней позиции напротив Радыгино мы бы его никак не засекли! Возбужденно воскликнул оператор РЛС комплекса 4К87 при виде особенно яркой отметки на экране РЛС.
— Это примерно где он находится? Задал вопрос командир дивизиона, стоящий позади рабочего места оператора.
— У самого выхода из бухты Безымянной. Чуть дальше и мористее еще три отметки, поменьше, это эсминцы или фрегаты. За ним, ближе к берегу, еще одна крупная, это вероятно, десантный корабль-док «Комсток», который вчера был подбит нашими артиллеристами и выбросился на берег. Что-то есть и в самой бухте, но видно плохо, мешает мыс Ставицкого. Но эта отметка — точно этот чертов крейсер!
Оживленные переговоры офицеров оборвал зуммер радиотелефонной связи. Командир 21 берегового ракетного полка, как только выяснил, что все установки трех дивизионов развернуты в готовность номер один, отдал приказ на пуск. К утру третьего ноября в 21 полку оставалось три дивизиона, один был уничтожен вчера утром диверсионной группой противника. Три дивизиона, по две пусковых установки в каждом, плюс комполка решил пойти на риск, вызвав на позицию все транспортные тележки с запасными ракетами. По штату, в полку полагалось по четыре полуприцепа ПР-15, буксируемого полноприводным трехосным автомобилем ЗиЛ-157В на одну пусковую установку. Но в полку уже до войны был некомплект техники, да еще, вдобавок, вчера часть тягачей с полуприцепами была повреждена во время атак американской авиации. Но на три полновесных шестиракетных залпа командир полка мог рассчитывать. Больше оставаться на одной и той же позиции было слишком рискованно, время перезарядки с последующей предстартовой подготовкой у комплекса С-2 составляло до семнадцати минут. А подлетное время современных реактивных ударных самолетов с алеутского аэродрома Атту, внезапно ставшего ближайшим, было чуть менее часа. Ну, надо прибавить к нему время на запрос воздушной поддержки десантом, время на целеуказание и прочую суету, которая неизбежно возникает при обнаружении внезапной угрозы. Но все равно, срок безопасного пребывания установок 21 ракетного полка на открытом океанском берегу, ничем и никем не прикрытых, кроме одинокой зенитной батареи 57-мм орудий, не большой.
3 ноября, местное время 03–45. Камчатка. Дефиле в километре к северо-востоку от сопки Бархатная, два километра к востоку от брода через реку Паратунка. Передовой дозор разведывательного батальона третьей дивизии Корпуса морской пехоты США.
Дозор, четыре морпеха, пулеметный расчет и радист, под командованием сержанта, осторожно пробирался на запад, идя гуськом по краю дефиле. Местность пока была проходима для техники, собственно, это и надо было дозору выяснить. А еще, надо было узнать, что за возню затеяли красные впереди. По карте там была река Паратунка, мелкая, но очень извилистая, и с очень болотистой долиной. То есть, через саму реку техника вполне могла себе переправиться вброд, а вот на берегах вполне могла и завязнуть. Сама идея начать активные действия ночью, да еще без поддержки авиации, возникла у американского командования не сразу. Поначалу у нее было много противников, которые считали, что надо просто отсидеться этой ночью в обороне, при поддержке орудий крейсера «Де Мойн». Но в последний час даже самым осторожным офицерам в штабе высадки стало ясно, что надо срочно предпринять какие-то наступательные действия. И виноваты в этом, как ни странны, были русские. Именно их атаки, сначала на авиабазу на острове Беринга, а потом и на само авианосное соединение поставили Корпус перед фактом: они остались без поддержки с воздуха. А без воздушной поддержки не воюют, это знает даже самый тупой курсант-первогодок училища морской пехоты в Куантико. Масла в огонь добавил разгром, учиненный русскими реактивными установками на передовом аэродроме возле Вилючинска. Потери были очень большие. Мало того, что потеряны были все самолеты и вертолеты, вместе с экипажами и техническим персоналом. Огромные потери понес так же инженерный батальон, как раз заканчивающий оборудование аэродрома. Потери в людях были вызваны, в первую очередь, применением химического оружия, наряду с обычными осколочно-фугасными боеприпасами. И самое главное, это было очень не ко времени, хотя и не фатально для десанта. В условиях выхода из строя авиабазы на острове Беринга и совершенно неясной ситуации с TF-72, этот аэродром становился решающим, опорным центром для десанта на Камчатке. Самолеты и персонал были, но на острове Атту. Саперы тоже еще были в составе десанта. Но для того, чтобы перебросить их на передовой аэродром, надо было исключить в корне новую возможность обстрела этого аэродрома. А для этого надо было, кровь из носу, отодвинуть линию фронта, выбив русских из села Паратунка. А значит, начать продвижение немедленно, не дожидаясь утра.
Морпех, шедший впереди, внезапно поднял руку и остановился, одновременно пригибаясь. Сержант, бесшумно материализовавшийся рядом с ним, негромко спросил:
— Арчи, что там у тебя?
— Сэр, лучше посмотрите сами!
Дефиле в этом месте чуть расходилось в стороны, а небольшое превышение давало чуть более лучший обзор, чем обычно ожидаешь от пересеченной местности, вдобавок поросшей густым кустарником. В распоряжении группы был один прибор ночного видения, но сейчас в нем не было особой нужды. Прямо перед ними расстилалась заснеженная пойма. И на подсвеченном выглянувшей из облаков луной белом фоне огромной черной полосой выделялась гать, уже почти готовая. На ее ближнем конце саперы, при свете фонарей, еще укладывали последние доски настила на бревна, а вдали, со стороны западного берега поймы реки Паратунка на эту только что построенную дорогу уже заезжала техника!
Но раздумывать сержанту пришлось не долго. Он сдвинулся, желая рассмотреть все получше, буквально на полшага в сторону. Это решение оказалось неудачным, он задел неприметную в темноте растяжку. Прогремел взрыв, убив морпеха, стоящего рядом, и легко ранив еще двоих. Тут же взлетела осветительная ракета, залив все мертвенно-белым светом, и по обнаруженным американцам начал работать пулемет. Дозор, потерявший уже троих убитым, залег, отстреливаясь в ответ, а радист, стараясь перекричать выстрелы, докладывал об увиденном. Через несколько секунд неподалеку хлопнул негромкий разрыв пристрелочной мины советского батальонного миномета, а потом разрывы пошли пачками, по четыре штуки. Как по заказу, началась стрельба на сопке справа от них, красные старались вытеснить с высот передовые дозоры американцев. Русская самоходка, до сих пор тихо крадущаяся на малом газу, взревев мотором, бодро перемахнула гать, качая длинным стволом. Она сразу же приняла влево, стараясь укрыться среди поросших высоким стлаником бугров на северном отроге сопки Бархатной. За ней, выдерживая довольно большие интервалы, спешили еще несколько танков и самоходок. Чертыхаясь, морпехи начали отходить. Делать это пришлось под минометным огнем, дозор потерял еще и пулеметный расчет, накрытый прямым попаданием 82-миллиметровой мины. Американцы уже приуныли, от такого агрессивного натиска противника, но тут над их головами начали свистеть снаряды американских 105-мм гаубиц. На пойме встал целый частокол разрывов. И, в завершении всего, позади них раздался одновременный рев нескольких десятков танковых моторов. Тяжелые танки М103А и средние танки М48А2 третьей дивизии морской пехоты пошли в контратаку. Но русские оказались готовы к такому развитию событий. Артиллерийских радаров у советских войск на Камчатке не было, зато заблаговременно было развернуто несколько корректировочных групп. Помимо группы на северном склоне Вилючинского вулкана, так хорошо себя показавшей при обстреле аэродрома, были еще корректировщики. Часть из них, которые находились на ближайших сопках, американцам удалось сбить с позиций, но вся проблема была в местности. Чем дальше от берега, тем выше были сопки, в глубине полуострова превращающиеся в полноценные горы, или даже вулканы, наподобие Вилючинского. И почти весь американский плацдарм все равно просматривался с нескольких сторон. С Вилючинского вулкана, с сопки Бархатная, с южного склона сопки возле Вилючинска, которая еще оставалась в советских руках. И практически все места, пригодные для размещения артиллерийских батарей, худо-бедно с этих мест просматривались. Ночью, с этих точек, заметить стрельбу из орудий было еще легче, 105-мм гаубица дает при стрельбе довольно мощный форс пламени. Ну а дальше дело техники, буссоль, азимут, сообщение по радио, триангуляция, и вот у командира 157 артиллерийского полка на карте появляются отметки вражеских батарей. Основная проблема была в том, что у 157 артполка уже была потеряна половина его основной огневой силы-дивизиона 122 мм гаубиц. Из трех батарей по шесть орудий в каждой, одна погибла полностью вчера утром при отражении высадки десанта, а вторая пострадала вчера вечером, при неудачной попытке обстрела аэродрома, когда американский тяжелый крейсер накрыл ее своими восьмидюймовыми чемоданами. Уцелел всего один огневой взвод, который вместе с последней, третьей батареей и начал контрбатарейную борьбу с американскими гаубицами. Еще один гаубичный дивизион из состава полка по первоначальному плану был оставлен для обороны Усть-Камчатска, и сейчас совершал ускоренный марш, по разбитым американской авиацией дорогам. К этому бою он не успевал совершенно точно. А третий дивизион в полку был вооружен 85-мм пушками Д-44. Для контрбатарейной стрельбы они годились гораздо меньше, чем гаубицы М-30, и сейчас дивизион был развернут по батарейно на всех танкоопасных направлениях. Две батареи прикрывали только что построенные гати, одна была развернута на прямую наводку вдоль единственной дорогу от Вилючинска до Николаевки. Советским артиллеристам уже удалось привести к молчанию одну батарею американцев и перейти на накрытие позиций другой, как вдруг, недалеко от места расположения одного огневого взвода встал высоченный разрыв 203-мм снаряда. Американцы бросили на стол свой главный козырь, орудия тяжелого крейсера «Де Мойн» вступили в игру.
3 ноября, местное время 04–01. Камчатка. Якорная стоянка на входе в бухту Безымянная. Тяжелый крейсер US NAVY СА-134 «Де Мойн».
Крейсер готовился к открытию огня. Он уже со вчерашнего вечера стоял на двух якорях у входа в бухту Безымянная. В самой маленькой бухте для него просто не нашлось места. С северной стороны саперы наконец-то достроили плавучий пирс, и к нему пришвартовался десантный корабль «Колониал». Второй десантный корабль, оставшийся целым, «Форт Марион», был пришвартован к корпусу «Колониаля». И насколько было известно, через полчаса эти десантные корабли будут разгружены полностью. Далее они должны будут, под прикрытием фрегата «Майор» срочно уйти в Датч-Харбор, на погрузку третьей волны десанта. Этот порт был выбран командованием корпуса в качестве основного пункта сосредоточения войск и техники, предназначенных для захвата Камчатки. А там, черт не шутит, опираясь уже на порты Камчатки, можно будет подумать и о занятии всего советского Дальнего Востока. Но сначала им надо разобраться с этой русской надоедливой 22 дивизией, вернее уже с ее остатками. Самой большой проблемой будет корректировка огня главного калибра крейсера. С разгромом передового аэродрома сейчас у американцев почти не осталось воздушных корректировщиков. Все вертолеты и самолеты оказались уничтожены, остались только два вертолета на «Колониал» и «Форт Марион», и один на самом крейсере, который спешно готовили к вылету. А пока орудия «Де Мойна» пришлось наводить по данным артиллерийского радара морской пехоты, уточняя данные по радиосвязи, голосом. Не очень быстрый и точный способ корректировки, тем более, что работе радиосвязи очень мешала включенная станция помех крейсера. Подумав, коммодор Снайдер приказал временно прекратить ее работу. Несмотря на скептическое отношение коммодора к такой сложной системе наведения и корректировки, с радарной станции передали, что первый же пристрелочный выстрел крейсера лег с практическим накрытием. Но не успел старший артиллерийский офицер крейсера получить данные о месте падения второго выстрела с введенными поправками, как с поста обзорной РЛС пришло тревожное сообщение, о группе скоростных низколетящих целей, идущих прямо на «Де Мойн». Нельзя сказать, что американцы не ожидали чего-то такого. Но все системы ПВО крейсера были спроектированы и рассчитаны на отражение атак самолетов, причем с характеристиками пятнадцатилетней давности. Все, кроме недавно обновленной при расконсервации крейсера станции постановки помех, но она и была, как раз отключена. Пока командир отдал приказ, пока станция разогревалась, выходя на рабочий режим, пока артустановки универсального калибра крейсера разворачивались в сторону новой угрозы, пока получали оповещение об атаке с воздуха другие корабли, утекали драгоценные секунды. А русские «Самлеты», это были именно они, за каждую такую секунду пролетали целую тысячу футов. Плохо было еще то, что радары кораблей не смогли засечь старт русских ракет. «Молодые лососи» были обнаружены уже на подлете, в десяти милях от «Де Мойна». И моряки US NAVY успели лишь дать полдюжины залпов из 127-мм орудий с дипольными отражателями по курсу следования ракет. Станция помех смогла в последний момент отвести одну ракету от крейсера, еще одна «повелась» на густые облака алюминиевой лапши, густо висевшие сейчас в воздухе над водой к северу от крейсера. Стрельба из зенитных орудий, автоматических пушек калибра 76 мм и 20мм «Эрликонов» тоже оказалась малоэффективной. И трехдюймовки густо пятнавшие воздух вспышками разрывов, и «Эрликоны», сверлившие темноту трассами, сработали почти впустую. Выдача целеуказания зенитной артиллерии осуществлялась с помощью четырёх директоров Mark 56, оснащенных радарами Mark 35. Системы располагались на высоких пилонах по углам надстройки, и обеспечивала идеальные условия для борьбы с пикирующими бомбардировщиками. Против низколетящих торпедоносцев радары Мк35 работали уже хуже, но когда корабль проектировался, это было несущественно, японские торпедоносцы ночью не летали, а днем в управлении наведением отлично справлялись оптические элементы систем Мк56. Но сейчас, ночью, да еще когда к крейсеру летели не медленные и большие торпедоносцы, а маленькие и быстрые ракеты, радары все время давали сбои. Из-за помех переотражения от подстилающей поверхности плохо работали даже куда более современные радары, что уж говорить о конструкции пятнадцатилетней давности. В итоге многочисленная зенитная артиллерия крейсера, двадцать четыре ствола калибром 76 мм, и столько же калибром 20мм, все автоматические и весьма скорострельные, попросту облажалась. Трехдюймовки, выплевывающие в сумме до 20 снарядов в секунду, смогли сбить только одну ракету. «Эрликоны», имеющие куда большую скорострельность, но гораздо более слабый снаряд, сработали еще хуже. Они смогли только повредить одну ракету, когда она уже была возле крейсера. В итоге, она все равно попала в него, но только в самую носовую оконечность, в аккурат в то место борта, где на крейсере был написан его номер. Броневой пояс тяжелых крейсеров типа «Де Мойн» тянулся от барбета носовой башни и до барбета кормовой, прикрывая всю цитадель и машинные отделения крейсера. А нос, куда влетела эта ракета, был закрыт обычной судостроительной сталью. Эта преграда даже не заставила сработать взрыватели ракеты, они сработали на подрыв, когда ракета влетела внутрь, ломая все на своем пути, и встретилась с мощной продольной переборкой. Поэтому боевая часть, 850 килограмм тротило-гексогеновой смеси ТГАГ-5, взорвалась внутри носовых отсеков корабля, на расстоянии пяти метров от пробитой обшивки. Уже это попадание ставило крест на боеспособности крейсера, ему оторвало нос, почти как «Толедо» ранее, правда у того оторванный кусок был побольше. Но все это не имело никакого значение, две другие ракеты попали в цитадель крейсера. «Де Мойн» стоял сейчас на якорях, к ракетам практически бортом, являя собою прекрасную мишень длиной в двести с небольшим метров и высотой примерно с трехэтажный дом. Вторая ракета проломила броневой пояс 152 мм, над машинным отделением и взорвалась уже внутри. Бронирование «Де Мойна» было рассчитано на противостояние 203 мм бронебойных снарядов 50-калиберной японской пушки тип 3, орудиям японских крейсеров тогдашнего периода, на дистанциях выше 12 километров. Но ракета «Сопка» сухим весом более чем в две тонны, превосходила японский снаряд почти в 20 раз. И скорость ракеты была больше, чем у этого снаряда, на принятых американскими конструкторами для расчёта дистанциях. А скорость, умноженная на массу, дает импульс, который и проломил броневой пояс крейсера, как кулак взрослого мужчины пробивает стенку картонной коробки. А дальше последовали внутренний взрыв, вдобавок образовавший пробоину в пять квадратных метров, частично ниже ватерлинии. И многочисленные повреждения силовой установки крейсера, от ударной волны и обломков с осколками, летящих во все стороны. Крейсер получил смертельную рану. Третья ракета, влетевшая в пяти метрах позади барбета кормовой башни главного калибра, привела почти к таким же последствиям, что и первая, только корма у крейсера не оторвалась. Все-таки ширина корабля здесь была гораздо больше. Но помимо пробоины, огромной, в несколько десятков квадратных метров, корабль обзавелся еще и большой дырой в палубе. Со стороны это смотрелось, как будто какое-то сказочное чудовище откусило у крейсера здоровенный кусок борта с палубой в придачу. И как вишенкой на торте явилось четвертое попадание. Одна из ракет, поначалу потерявшая цель из-за помех и пошедшая в сторону, перезахватила цель. Она врезалась в десантный корабль «Комсток», ранее выбросившийся на камни, начисто оторвав ему корму. Мало того, что она похоронила планы по починке этого корабля и снятие его с мели, ракета уничтожила кое-какие припасы и снаряжение, которое не успели с него выгрузить.
3 ноября, местное время 04–07. Тихий океан. Авиабаза «Атту-стейшн», остров Атту, Алеутские острова, 430 километров к востоку от острова Беринга.
Сообщение об атаке красных ракет еще и кораблей поддержки десанта свалилось на командование аэродрома Атту, как снег на голову. Еще не успел пройти шок после фактического выхода из игры авианосного соединения адмирала Холлоуэя. Надо было отзывать свои перехватчики, тщетно пытавшиеся найти русские ракетоносцы. У нескольких групп заканчивалось топливо, и им срочно требовался заправщик. А организовать встречу самолетов с заправщиком в темноте, в облаках, над бушующим океаном, это тоже отдельная операция. А поврежденные немногочисленные корабли надо прикрыть противолодочными самолетами, и для этой цели им тоже не помешал бы заправщик. И уж точно заправщик необходим при организации воздушной поддержки десанту на Камчатке, и даже не один. Без заправщика туда посылать самолеты бессмысленно, по дальности над Камчаткой могут нормально работать только старые штурмовики «Скайрейдер» и новейшие «Виджиленты». Но первые туда посылать без прикрытия с воздуха слишком рискованно, а второй вообще остался в единственном числе, да он еще не готов после длительного рейда на Анадырь и бухту Провидения. А заправщиков на Атту-стейшн не так уж и много, это же не авианосная группа, а всего лишь небольшой аэродром подскока, который внезапно стал самым главным и передовым. Командир авиабазы вздохнул и принял решение. Два заправщика надо послать к двум группам «Крестоносцев» морской пехоты, иначе мы их потеряем. Последний, третий, пойдет с четверкой F-8 и шестеркой «Скайрейдеров» на Камчатку, для поддержки десанта. Канадские противолодочные «Авроры», патрулирующие океан к западу от Атту, пока обойдутся без дозаправки. Все равно, при таком волнении, опасность от подводных лодок нереально мала. Командир авиабазы «Атту-стейшн» еще не знал, что океан так быстро успокоится, что канадские силы ПЛО будут срочно задействованы в другом направлении, оставив для патрулирования на востоке только один экипаж, и в итоге это решение будет стоить его стране потопленного новейшего авианосца.