Дешевле только даром
Шрифт:
— У него повреждены сухожилия на правой руке, — сказала я. — О последствиях пока говорить рано — лечение еще продолжается.
— Игорь в больнице, — пробормотал Чижов словно сквозь сон. — Безусловно, я должен как-то помочь — вы это хотите сказать?.. Как-то все путается в голове…
— Это вы сказали, а не я. Не собираюсь ничего вам советовать, — возразила я. — Меня интересует сейчас другое…
— Ах, да! Вы же хотели о чем-то меня спросить! — с облегчением произнес Чижов, радуясь тому, что мы ушли от скользкой темы. — Но ведь надо же подумать! — он изумленно покачал головой.
— Да, меня интересуют дела минувших
Мне показалось, что Чижов в этот момент даже вздрогнул. Лицо его сразу же сделалось кислым, и он посмотрел на меня с укоризной.
— Как вы сказали? — спросил он отчужденно. — А почему это вас интересует? По-моему, вы не имеете права… Это — личная жизнь!
— Разумеется, никакого права я не имею, — согласилась я. — Просто рассчитываю на вашу добрую волю. Возможно, ваши показания помогут раскрыть преступление…
Настроение у Чижова портилось на глазах. Он замкнулся, опять засуетился и с тоской посмотрел на циферблат наручных часов.
— У меня скоро заканчивается обеденный перерыв, — с обидой произнес, он. — В самом деле, что за странная мысль? Если вам пришла фантазия покопаться в чужом белье, почему вы не спросили об этом Татьяну? И вообще, вы все время говорите о каком-то преступлении. Но я не совершал никаких преступлений! Чего же вы от меня требуете?
— Действительно, я задавала этот вопрос Татьяне Петровне, — сказала я. — Но она наотрез отказалась объяснить причины вашего развода. Кстати, она не верит, что вы согласитесь мне о них рассказать. Я понимаю, это может быть очень неприятно, но я задаю вопросы не из праздного любопытства. Возможно, эта давняя история прольет свет на события последних дней…
— Да не собираюсь я выворачивать душу наизнанку перед первым встречным! — вдруг выкрикнул Чижов. — С какой стати? Мне нет никакого дела до каких-то там событий! И давайте закончим на этом!
Теперь он избегал смотреть мне в глаза и изо всех сил напускал на себя сердитый и решительный вид. Ему совсем не хотелось копаться в своем прошлом, и это было подозрительно. Я решила не отступать.
— Последнее слово, конечно, за вами, Петр Алексеевич, — миролюбиво заметила я. — Не собираюсь ничего вам навязывать. Только прошу учесть, что вашей бывшей супруге и вашему сыну угрожает нешуточная опасность. Татьяну Петровну пытались убить. Не исключено, что попытка повторится. Жертвой может стать и Игорь. Один раз он уже пострадал. Неужели здоровье и жизнь близких людей для вас ничего не значат?
Лицо Петра Алексеевича стало просто жалким. Он смотрел на меня, хлопая глазами, и молчал. Губы его предательски дрожали.
— Татьяну хотят убить? — сказал он наконец. — Но кто?! Зачем? Я ничего не понимаю! — это прозвучало так, словно он просил пощады.
— Я сама пока не понимаю, — терпеливо ответила я. — Татьяна Петровна ведет скромную трудовую жизнь, разрываясь между работой и сыном. Нет никаких видимых причин ее убивать. Но эти причины могут скрываться в прошлом, понимаете? Даже если они вам самому не ясны…
Чижов совсем погрустнел. Плечи его обвисли, глаза потухли. У него не было сил ни вспоминать, ни сопротивляться моей настойчивости. Обрюзгший, неповоротливый, в промокшей от пота рубашке, он напоминал загнанную жертву. В очередной раз он посмотрел на часы и обреченно махнул
— В самом деле! — покорно произнес Петр Алексеевич. — Вы сто раз правы! У меня нет никаких оснований уклоняться… Я обязан рассказать вам все. Но прошу об одном — будьте милосердны, не осуждайте! Осуждать легче всего, но попробуйте поставить себя на мое место… Впрочем, все это лишнее! Я, как всегда, малодушен и многословен… Не обращайте внимания! Я расскажу вам все! Только одна просьба — тут неподалеку есть пивной бар. Очень тихое, приличное место… Мне просто необходимо выпить! Если вы не возражаете…
— Мне-то что возражать! — сказала я. — Но вот ваш строгий начальник…
Лицо Чижова на мгновение затуманилось, но он тут же решительно дернул головой.
— Черт с ним, с начальником! — заявил Петр Алексеевич. — Черт с ним, с работой, с благополучием, со стыдом, со всем на свете! — в его голосе появились почти истерические нотки. — Идемте же, я готов вывернуться перед вами наизнанку!
Глава 8
Петр Алексеевич начал с большой рюмки водки, которую он проглотил одним махом, с мрачной решительностью человека, сжегшего за собой все мосты. Однако к этой рюмке Петр Алексеевич не преминул заказать себе пяток бутербродов с ветчиной и сыром, а также порцию жареной рыбы. Немощная плоть требовала подкрепления, и Чижов не мог устоять.
Он предлагал угостить и меня, но я отказалась. Сейчас мне больше подошла бы чашка хорошего кофе, но в этом заведении его не подавали.
Пока Петр Алексеевич заедал водку бутербродом, я, деликатно отвернувшись, разглядывала в окне густую зелень сквера и беззаботных девчонок в ярких майках, фланирующих по солнечной стороне улицы.
В пивной было сумрачно, тихо и немноголюдно. Стоял специфический пивной запах, который на меня навевал тоску.
— Итак, вы хотите знать, почему мы с Татьяной расстались? — сказал Чижов, закончив жевать. Он скорбно усмехнулся. — Это ужасная история!
Взмахом руки он подозвал скучающего официанта и виноватым тоном попросил принести литр пива и еще одну рюмку водки.
— И нет ли у вас чего-нибудь горячего? — с надеждой добавил он.
— Извините, горячего не готовим, — ответил официант и отправился выполнять заказ.
Петр Алексеевич посмотрел на меня страдальческим, умоляющим взглядом, но тут же засмущался и отвел глаза.
— На самом деле, история чудовищная, — пробормотал он. — Все пострадали, все. Но я считаю, что Татьяна слишком круто поступила со мной. Можно было поступить как-то иначе… Жизнь-то продолжается!
Я не торопила его, опасаясь спугнуть. Спиртное должно было развязать Петру Алексеевичу язык, нужно просто набраться терпения. Может быть, ему проще бы было откровенничать с мужчиной, но здесь я уже ничем помочь не могла, в этом смысле Петру Алексеевичу тоже оставалось только терпеть.
— Вообще-то мы были счастливы, — вдруг произнес он прочувствованным тоном и печально уставился в окно. — Мы познакомились еще студентами. Я заканчивал политехнический, она — педагогический. Я, можно сказать, влюбился с первого взгляда. Татьяна была такая хрупкая черноволосая девушка с очень серьезными глазами. Мне казалось тогда, что она единственный человек, который меня понимает. Увы, это было иллюзией! Невозможно понять другого человека. Себя-то и то не всегда понимаешь…