Дешевле только даром
Шрифт:
Татьяна несколько раз пыталась поймать его взгляд, но Петр Алексеевич все время сконфуженно отворачивался. Наконец она не выдержала.
— Ну что, так и будем дальше сидеть как на похоронах? — голос ее звучал с едва уловимой насмешкой. Петр Алексеевич через силу улыбнулся.
— Почему же как на похоронах? — пробормотал он. — Отдыхаем. А ты хотела бы выйти на палубу?
— Ну, хотя бы на палубу, — недовольно ответила жена. — А ты не хотел?
— Нет, отчего же? — Петр Алексеевич поспешно поднялся. — На палубу — так на палубу…
Татьяна посмотрела на него и тоже встала.
Выходя из каюты, Чижов запел вполголоса, неимоверно фальшивя: «На палубу вышел, сознанья уж нет…», но застеснялся и умолк.
Они остановились у борта и, облокотившись о поручень, стали смотреть в убегающую покрытую золотистой рябью воду. Иногда Чижов украдкой бросал взгляд на жену. Ее настроение беспокоило его. Татьяна явно была не в духе. Между бровей ее залегла упрямая складка, выдававшая высшую степень раздражения. Петр Алексеевич понимал, что жена недовольна им, но вины за собой не чувствовал. Не может же быть он весел, когда на теплоходе такая публика!
Стройную фигурку жены обтягивало белое узкое платье, сквозь которое просвечивал купальник. В другое время Петр Алексеевич испытал бы гордость оттого, что у него такая молодая соблазнительная жена, но сейчас ему почему-то хотелось, чтобы наряд на ней был не очень откровенный и чтобы она вообще не так бы бросалась в глаза.
Несколько раз он осматривался по сторонам, пытаясь убедиться, что вокруг все спокойно. Двое солидных мужчин курили у борта в некотором отдалении. С верхней палубы сбежал по лестнице матрос. Парней с бритыми затылками и наглыми физиономиями нигде не было.
— Что ты озираешься? — спросила неожиданно Татьяна.
— А? Нет, ничего! — поспешно сказал Чижов. — Просто смотрю. Что-то мало народу на палубе…
— Тебя это беспокоит? — отчужденно спросила жена.
Петр Алексеевич посмотрел на нее с упреком.
— И что ты злишься? — досадливо пробормотал он. — Все было нормально…
— Все было нормально — до тех пор, пока ты не увидел этих мордоворотов на пристани, — отрезала жена. — После этого ты сам не свой. Весь сжался и смотришь по сторонам, как загнанный заяц…
— Ничего я не смотрю! — обиделся Чижов. — Скажи, тебе самой испортили настроение эти подонки…
— Да я не желаю их даже замечать! — презрительно сказала Татьяна. — Мне тошно, что они на тебя произвели такое впечатление!
— Они произвели на меня именно такое впечатление, какое произвели бы на любого порядочного человека! И больше ничего! — произнес Петр Алексеевич.
— Ладно, не будем больше об этом, — устало сказала Татьяна. — Разговоры ничего не изменят.
— Может быть, выпьем немного вина? — нерешительно спросил Чижов. — Надо просто отвлечься.
— Ты, как всегда, знаешь самый лучший способ, — язвительно заметила Татьяна, но после некоторого колебания все же согласилась пойти в ресторан.
В том, что он совершил ошибку, Петр Алексеевич убедился очень скоро. Кажется, вся бритая компания собралась именно в ресторане. Они даже сдвинули вместе несколько столиков, чтобы подчеркнуть свою монолитность. На столах в изобилии топорщились горлышки бутылок. Пир, оказывается шел уже давно, поэтому физиономии, разом обернувшиеся в сторону Чижовых, были красны и беспокойны.
У Петра Алексеевича пересохло во рту. Он инстинктивно прикоснулся к плечу Татьяны, избегая смотреть в сторону гуляющих. Повернуть обратно означало проявить совсем уж покорное малодушие, поэтому Чижов мечтал только об одном: побыстрее миновать теплую компанию и забиться куда-нибудь подальше в угол.
Гомон за столиками стих. Пьяные мордовороты бесцеремонно разглядывали вошедшую парочку. Татьяна шла, будто не замечая эти взгляды, надменно подняв голову. Чижов машинально передвигал ноги, ставшие вдруг ватными, и панически высматривал место поукромнее. Неожиданно он поймал взгляд официанта — тот был хмур и неодобрителен.
Сзади хлопнула дверь. Обостренный слух Петра Алексеевича уловил этот звук, и он быстро обернулся через плечо. В ресторан вошла еще одна пара — смуглая черноволосая девушка в красном платье с глубоким вырезом и ее спутник, старший лейтенант, в парадном мундире с эмблемами ВВС в петлицах.
— Ну ни хрена себе! — вдруг выкрикнул кто-то из-за стола. — Народ с телками вовсю развлекается, а мы что — не люди? Слышь, Лось? Я тоже телку хочу!
— Хотеть не вредно, Чифир! — ответил спокойный рассудительный голос. — А эти тебе чем не телки? Какая тебе нравится?
Кричавший даже привстал со стула — это был совсем молодой парень с изуродованным лицом, — видимо, когда-то у него была тяжелая травма глазницы, и теперь левый глаз постоянно косил в одну сторону и казался неживым.
— Мне вот эта, в белом! — захлебываясь, объявил он, тыча пальцем в сторону Татьяны. — Станок у нее в самый раз!
— А мне лучше, когда у бабы буфера покрупнее! — вдруг веско объявил грязный седоватый мужчина, сидевший спиной к Чижовым. — Люблю подержаться!
— Тогда тебе надо к литеру обратиться! У его телки впереди много чего есть… Эй, литер, уступишь нам свою бабу?
Летчик изменился в лице — на бледных щеках заиграли желваки. Прищуренными глазами он впился в багровые рожи, которые, ухмыляясь, маячили над столом. Видимо, он был человек не робкого десятка.
Его спутница схватила его за рукав и прошептала еле слышно:
— Не надо, Леша! Давай лучше уйдем отсюда!
Я тебя очень прошу!
Петр Алексеевич сам не заметил, как остановился. Он смотрел на разворачивающуюся сцену с болезненным любопытством и ужасом.
— Смелые, подонки, когда стаей, да? — задыхаясь от ненависти, сказал лейтенант. — Да я вас по одному…