Десять баллов по бофорту (повести и рассказы)
Шрифт:
Этого Фролов допустить не мог. Решаясь на крайность, он уже приготовился бежать к окопу бронебойщиков, чтобы своими руками расстрелять осатаневшую машину, но события опередили его.
Из травы поднялся Морозов,
Мертвое пространство надежно защищало сержанта, и он стоял на пути танка во весь рост, как пахарь на поле. Взмах руки бывшего молотобойца, привычного к тяжести литого металла, был разящ и точен. В упор, словно снаряд, выпущенный орудием с прямой наводки, бутылка встретила набегавший танк.
Фролов не слышал звона стекла; липкое пламя метнулось по броне, растекаясь в стороны горячими языками.
Но танк не остановился. Уже ослепший, обожженный, изувеченный, он в последнем усилии
Все произошло настолько быстро, что трагизм случившегося не сразу дошел до сознания Фролова. Оно еще продолжало жить страстями и накалом этого так неожиданно начавшегося поединка, не успев переключиться и зафиксировать его конец. Лишь после того как над окопами повисла вдруг тишина, в которой непривычно громко разносились слова и бряцание отставляемого на время оружия, мозг, как осколок, прорезала страшная в своей обнаженности и неприятии мысль о смерти Морозова. От нее хотелось кричать, и, чтобы укротить этот безысходный, помимо воли рвущийся из груди крик, Фролов с такой силой рванул ворот гимнастерки, что "с мясом" оторвал верхние пуговицы. Будто горошины, выщелкнутые из перезрелого стручка, они ударились о стенку окопа и отскочили в нишу для запасных дисков и обойм. Бессмысленно посмотрев на них, Фролов перевел взгляд на подбитый Морозовым танк.
Обезображенный, с темно-бурыми пятнами ожогов, он горел с шуршанием и треском, словно был деревянный. Краска, накаляясь, распухала и образовывала на броне огромные волдыри, которые лопались и тут же сворачивались в трубку, обнажая серый, в раковинах и кавернах металл. Казалось, с танка, как с некоего гада, слезает старая кожа.
Фролов отвернулся, не в силах смотреть на зрелище, вызывающее у него желание вновь и вновь стрелять в этот мертвый, но по-прежнему ненавистный остов.
Шум боя затихал. Было ясно, что первый натиск отбит, и следовало воспользоваться передышкой, чтобы подготовиться к новой атаке. Немцы слишком долго и тщательно готовились к сегодняшнему дню, чтобы так просто отступиться. Нет, они будут лезть и атаковать до тех пор, пока либо не выдохнутся окончательно, либо не добьются своего.
Фролов вернулся на батарейный НП. И, как оказалось, вовремя: не успел он отдать первые приказания, как его вызвали к телефону.
Снова звонил командир дивизии.
— Фролов? Вот что, капитан, давай мигом ко мне. Что? Потом, потом все объясню! Мигом, говорю, давай!..
В голосе командира дивизии слышались какие-то новые, незнакомые интонации, какая-то несвойственная ему взволнованность, и Фролов неожиданно почувствовал, что состояние комдива передается и ему. Предчувствие чего-то необычного, что должно было произойти в самом ближайшем будущем, охватило его.
Сдерживая волнение, Фролов с силой сжал в кулаке трубку.
— Есть! — ответил он. — Буду у вас через несколько минут!
Командир дивизии ожидал Фролова с нетерпением. Как только он показался в окопе, полковник протянул ему бумажный бланк.
— Вот, читай! — сказал он торжествующе. — Шифрограмма из армии!
Фролов взял бланк, торопливо пробежал глазами неровно написанные радистом строчки: "Высылаем боекомплект эр-эс. Обеспечьте посадочную для тяжелых самолетов".
— Ну? — спросил командир дивизии, наблюдая за реакцией Фролова. — Что скажешь?
Фролов ошеломленно молчал. Он ждал чего угодно, только не этого. Присылать самолеты с минами для "раис" сейчас, под носом у немцев, когда дивизия окружена и поблизости нет ничего похожего на аэродром, — в это надо было вникнуть. Смелость и дерзость решения, которое приняли в штабе армии, одновременно поразили и обрадовали его. Он прекрасно сознавал
Фролов еще раз перечитал текст шифровки, вернул бланк комдиву.
— Слушать приказ, — уже другим, официальным, не терпящим возражения тоном сказал полковник. — Вам, капитан Фролов (комдив всегда переходил на "вы", когда дело касалось принятия важных решений), возвращаться на батарею и находиться там безотлучно. Усильте наблюдение и охрану. За связь связисты отвечают мне головой. Немцы с минуты на минуту полезут опять, и я должен знать, что делается у вас на позиции. Вам, майор, — полковник повернулся к находившемуся здесь же командиру саперного батальона, — немедленно приступить к оборудованию посадочной площадки. Место согласуете с начальником штаба. К работе привлечь не только свой батальон, но и всех свободных людей — повозочных, коноводов, личный состав кухонь. Артиллеристы дадут тягачи. Через час, максимум полтора посадочная должна быть готова. Об исполнении доложить лично мне. Выполняйте! И последнее: для связи с самолетами выделить надежных бойцов-ракетчиков. Направление посадки указать тремя последовательно выпущенными зелеными ракетами.
Когда распоряжения были отданы, командир дивизии, снова обращаясь к Фролову, сказал:
— Как только самолеты разгрузят, снаряды будут доставлены на батарею. Остальное зависит от вас. Я имею в виду готовность установок к залпу. Ее надо сократить до минимума. Батарее после залпа сниматься с позиций и уходить…
Фролов возвращался к себе, когда немцы начали новую атаку. На этот раз, учтя утренние ошибки и зная, что их ждет упорное сопротивление, они атаковали еще большими силами и скоро прорвались сразу в нескольких местах. Передовые окопы пали, но продвинуться дальше немцам не удалось. Батальоны и роты второго эшелона, пропуская танки, встречали немецкую пехоту рукопашной, а танки вновь и вновь напарывались на огонь истребительных батарей.
Но силы дивизии истощались. В частях оставалась едва половина состава; не лучше обстояло дело и с артиллерией. Кончались снаряды, и был момент, когда положение спасли зенитчики. Выдвинув свои двенадцать пушек на открытую позицию, они остановили танки.
А в центре обороны, невзирая на обстрел и ежеминутную возможность танкового прорыва, работали саперы. Они валили лес, тягачами корчевали пни, засыпали и трамбовали воронки. Обширная поляна, выбранная под аэродром, постепенно приобретала нужный вид. И через час с небольшим командир саперов доложил, что посадочная готова.
В штаб армии ушла срочная радиограмма.
Самолеты прилетели четверть часа спустя. Две четырехмоторные машины с тяжелым гулом проплыли над верхушками деревьев и без прикидки пошли на посадку. Немцы, уверенные в том, что дивизия доживает последние минуты, были явно ошеломлены неожиданным поворотом дел, а когда опомнились, самолеты уже приземлились. К грохоту стрельбы добавился низкий рокот невыключенных авиационных двигателей.
Фролов не видел, что происходит на поляне, но знал, что в эти минуты стоявшие наготове грузовики загружаются "эрэсами". Однако ум его работал уже в ином направлении. Он вдруг подумал о том, что данные для стрельбы, которые были рассчитаны заблаговременно, в настоящий момент устарели. Обстановка в последний час изменилась настолько, что теперь батарея не могла стрелять обычным способом. Бой шел на ближних подступах, и залп, произведенный под углом, не дал бы результатов. Слишком сократилось расстояние до цели, и, чтобы поразить ее, требовалось опустить направляющие установок ниже горизонтального положения, то есть стрелять прямой наводкой.