Десять басен смерти

Делаланд Арно

– Я знаю. Но это дело несколько… необычное. Я бы хотел с вами вкратце переговорить.

– А кто вы?…

– Мое имя не имеет значения.

Мужчины смерили друг друга взглядом.

– Проходите, – сказал парфюмер, искоса взглянув на Констанцию. – Поднимемся на антресоли, если вы не против.

Фаржон указал ему путь, а Пьетро подмигнул девушке, которая дерзко улыбнулась ему. Фаржон с венецианцем проследовали в заднюю часть магазина, где были свалены многочисленные ящики и книги. Затем они вошли в святая святых – лабораторию.

Это

было узкое и плохо освещенное помещение. Повсюду в нем находились пузатые чаны, жбаны и бочки, бадьи и прессы, шумовки и ступки. На столе лежали прозрачные шланги и ингаляционные трубки. Здесь парфюмер занимался дистилляцией. Тут капля по капле сочились редкие вещества. В этом святилище находился лысый мужчина с толстым брюхом, похожий на сумасшедшего монаха из какого-нибудь затерянного в Абруззе монастыря. У него были выпученные глаза. Под его рубашкой ясно просматривались жировые складки. Вооружившись деревянной ложкой, он помешивал какое-то варево в чане – при взгляде на эту жидкость, в которой плавали лепестки и сгустки, становилось как-то не по себе. Мнимый цистерцианец молча взглянул на Пьетро, затем кивнул ему. Венецианец в свою очередь поприветствовал его, а Фаржон произнес вполголоса:

– Это Жаба. Он умственно отсталый. Но к счастью, у него, как и у меня, такой нос, какого нет ни у кого другого, и среди тысячи ароматов он способен отличить один, который приведет к новым открытиям. В остальном он полный идиот…

– А! – сказал Пьетро, не находя нужных слов.

Выйдя из лаборатории через потайную дверь, они поднялись по небольшой лесенке на антресоли, где находилась еще одна дверь. Они прошли в комнату со сломанной мебелью. Возле столика, на котором была ваза с засушенными цветами, стояли два стула. У правой стены располагалась кровать без матраса. Поначалу, сразу после переезда в Париж, Фаржон жил в этой комнате. Он пригласил Пьетро сесть на один из стульев, прокашлялся и сказал, качая головой:

– Какая это все-таки беда – смерть нашего дорогого короля!

– Безусловно, – проговорил Пьетро.

Больше об этом не было сказано ни слова.

Фаржон пристально посмотрел на венецианца и через несколько секунд вновь заговорил:

– Я вам повторю то, что я уже сказал представителям правопорядка. Я узнал сперва о смерти Батиста, потом Розетты, а затем и о характере их отношений. Раньше мне это было неизвестно, хотя я кое-что и подозревал, замечая, как время от времени они обмениваются взглядами. Но вообще я положил себе за правило не вмешиваться в сердечные дела моих продавцов. Мне достаточно и того, что я знаю о придворных!

Он наклонился, сложив руки на коленях.

– Видите ли, моя профессия требует проницательности. Я подобен птице среди гадюк. Госпожа Вижье предупредила меня об этом, увидев во мне наивного провинциала, каким я тогда и был. И я быстро это усвоил! Мое заведение посещают шпионы, послы и всякие пройдохи. За фасадом нашего прекрасного надушенного двора скрываются самые разнообразные интриги: то, что вы говорите одному, может коснуться другого, и так далее. Если я сделаю хоть один неверный шаг по

тугому канату, натянутому между моим магазином и Версалем, я быстро потерплю крах. Вы понимаете, до какой степени меня потрясло все, что произошло… Смерть этих молодых людей повергла меня в состояние ужаса и сожаления. Я их обоих любил, поверьте мне.

– Нет ли у вас каких-нибудь соображений по поводу того, в чем они могли быть замешаны?

– Никаких. Я беспрестанно требовал соблюдения конфиденциальности. Да! Я изготовляю надушенные подвязки для графинь, придающих особое значение своим бедрам (надеюсь, вы извините меня за это выражение); я снабжаю богатых аббатов и кокеток фиалковой пудрой, а самые одержимые из моих клиентов используют изготовленные мной товары в зависимости от времени суток! Если все это будет предано огласке, мне несдобровать. Отъезд госпожи Дюбарри для меня большая потеря. Мне нет никакого смысла совать нос в интрижки, которые меня не касаются, или в те которые могут оказать пагубное влияние на мои дела.

Пьетро слушал. Его интуиция говорила ему, что Фаржон был искренен. Судя по всему, он ограничивался тем, что повторял слово в слово то, что он уже рассказал полиции. А если… увлечь его на иной путь? Был другой способ выведать у него что-нибудь или привести его в замешательство.

Пьетро порылся в кармане. Он вынул флакон с пурпурным составом.

– В этом флаконе находятся духи, с помощью которых был отравлен Батист Ланскене.

– Простите?

– Вам не рассказали, при каких именно обстоятельствах он погиб, не так ли?

– Ну… да нет… я…

– Как вы считаете, господин Фаржон, можно ли убить с помощью вот этой жидкости?

– С помощью… духов?

Пьетро снял колпачок с флакона и протянул его парфюмеру.

– С помощью вот этой жидкости, – повторил он.

С минуту Фаржон смотрел на Пьетро, широко раскрыв удивленные глаза.

– Что я должен сделать?

– Понюхайте.

Фаржон прикрыл глаза. Затем он решился, и его ноздри приблизились к флакону.

Тут же он отпрянул.

– Какой смрад! – воскликнул он.

Вернее, эта жидкость токсична.

– И это вы называете духами? Уж не думаете ли вы, что я мог создать нечто столь чудовищное?

Это было бы профессиональным оскорблением, не правда ли?

Пьетро предложил ему еще раз понюхать содержимое флакона.

– Батиста Ланскене нашли со связанными за спиной руками, а его нос был опущен в ингаляционную трубку. Господин Фаржон, не могли бы вы сказать мне, каковы ингредиенты этих духов?

– Ингредиенты?

– Да. С точки зрения носа… Если можно так выразиться.

Поколебавшись, Фаржон вновь понюхал таинственную жидкость. Он вел себя как человек, который постепенно входит в ледяную воду. Сначала он вдохнул один раз, затем поднес флакон ближе к ноздре, закрыл глаза и заговорил, превозмогая отвращение:

– В самом деле, тошнотворно и токсично. Поверхностный слой можно легко определить. Лилия, асфодель, в этом я почти уверен, подождите… Я абсолютно уверен. Но это не все…