Десять городов (Сказки со стихами)
Шрифт:
Новая армия - это новые сражения, новая славная страница в истории Солдафонии.
Генералы выпили за победу.
– Мы вправе гордиться нашим народом, - сказал Великий Командор. Боевой дух благородных юношей Солдафонии не подлежит сомнению. С этим я поздравляю вас, мои генералы, ибо пример всегда исходит сверху.
– У нас действительно прекрасная молодежь, морально здоровая, отважная, честная, - согласился генерал, уполномоченный по трофеям на оккупированных территориях.
– В Солдафонии не бывает краж. Благодаря военному воспитанию у нас нет воров.
– Не только
– Любовь к родине - вот чувство, вдохновляющее всех наших людей, сказал генерал, возглавляющий борьбу с партизанами на оккупированных территориях.
– Невозможно говорить без восхищения о том, как мои люди выполняют приказы.
В кабинет вошел офицер и, подойдя к Великому Командору, что-то шепнул ему на ухо. Великий Командор грохнул кулаком по столу и закричал:
– Ввести этого труса!
Два солдата ввели Паоло. На фоне генеральских мундиров, увешанных наградами, он выглядел в своем гражданском пиджаке так, словно попал сюда с другой планеты. На запястьях у него были наручники.
– Ты позоришь Солдафонию!
– взревел Великий Командор.
– Ты паршивая овца!
На лице Паоло не дрогнул ни один мускул.
– Почему ты дезертировал?
– По трем причинам, - ответил Паоло.
– Я не хочу убивать - раз. Не хочу быть поработителем - два. Не хочу грабить - три.
Генералы позеленели от ярости. Первым, к кому вернулся дар речи был командир Бригады Смерти.
– Преступник!
– заорал он.
– Бесстыжие твои глаза!
– подхватил генерал по трофеям.
– Он не любит родину!
– возмутился специалист по борьбе с партизанами.
Голубые глаза Паоло по-прежнему смотрели безмятежно.
– Расстрелять!
– дрожа от бешенства, приказал Великий Командор.
Действие третье
ЦВЕТЫ
Темной ночью в дальнем углу городского кладбища могильщик закапывал гроб из неоструганных досок. Когда в Солдафонии кто-то умирает, вернее - погибает на поле боя, его хоронят с почетным караулом, траурными знаменами, барабанной дробью, ружейным салютом. На этот раз ничего подобного не было - ведь хоронили расстрелянного дезертира. Проститься с Паоло не пустили даже родную мать.
Могильщику оставалось бросить еще несколько лопат земли, когда рядом остановилась костлявая старуха в белой рубахе до пят: она пришла с того участка кладбища, где с помпой хоронят тысячи павших, могилы которых украшены светлыми мраморными надгробиями с бронзовыми барельефами и лавровыми венками. Старуха с ненавистью вперила глубокие алчные глазницы в свежий холмик.
– Почему ты так смотришь?
– дерзнул спросить могильщик.
– Он не был моим другом. Все в Солдафонии - мои друзья, а этот нет. Кому-кому, а тебе-то хорошо известно, что я не люблю ждать. Не знаю, что бы я делала, если бы не вечные войны. Дожидаться, пока юноши станут мужчинами и только спустя много лет - стариками? Нет уж, спасибо, я предпочитаю зеленую молодежь.
– Но теперь он твои, - сказал могильщик.
– Конечно, мой, но я не забуду его лицо
Могильщик стоял с лопатой в руках, теперь уже не нужной, не смея произнести ни слова. Ему было не по себе при виде безглазой старухи, дрожащей не то от сильного ветра, не то от страха.
– Горе мне, - продолжала она, - если кто-нибудь еще, по его примеру... Нет, я надеюсь, этого не случится. Никто не должен знать, где он зарыт. Здесь не вырастет ни один цветок!
– Она топнула босой ногой, и вокруг полегла трава.
– Его могила должна остаться безымянной, так что смотри у меня, держи язык за зубами.
– Ну конечно, - пообещал перепуганный могильщик.
Тень в белом скользнула прочь, и через секунду снова озирала ненасытными глазницами свои владения - бесчисленные могилы военных. Проводив ее взглядом, могильщик повернулся и весь похолодел: вокруг свежего холмика, под которым лежал Паоло, распускались цветы. А ведь Великий Командор, так же как только что Смерть, наказывал: "Ни одного цветка!"
Могильщик упал на колени и принялся судорожно рвать цветы. Но не было такой силы, которая уничтожила бы это море цветов с красивыми нежными лепестками.
НЬЮ-ГРАМОТЕЕВКА
Екстренный выпуск
Из газеты "Голос Нью-Грамотеевки":
Насиление нашева горада пережывает тижолый удар. Ксажилению мы вынуждины потвердить распрастранившиися па гораду слухи о Чорнам банте.
Эта будит удар для читателей, васобинасти для маладежи каторая, сама атверженно прелогает все усилия к таму, что бы стать ещо лучше. Однако дурные премеры зарозительны, и пазорное питно лажицця на всех нас.
бедная наша гордасть, пращщай навсигда!
Вспомнити славные вримина, кагда учитиля, которые приежжали в Громатеефку изза границы, умерали от разрыва серца. Вспомнити как круглые двоичники из других гарадов, приехаф к нам паражались нашим рикордам успиваемости. Эти прикрастные вримина навсегда ушли впрошлое и теперь мы заслуживаем всиопщева асуждения. "Малаццы, вы делаете успехи!" - похвалют нас, тагда как мы гатовы будим сквось землю правалицца от стыда.
Хотя перо аткказывается писать, наш долг журналистаф абязывает нас вписать трагический случай. Итак пириходим кфактам.
Чорный бант, синвол, и гордасть нашива горада, сегодня в 12 часоф 57 менут...
Что же за неприятное происшествие случилось в Нью-Грамотеевке? Достаточно дочитать заметку до конца - и вы все узнаете. Но поскольку вы не из нашего города и недостаточно владеете нашим языком, мы предлагаем вам продолжение заметки в переводе на русский язык.
Черный бант
Альфредо открыл глаза и, сладко зевнув, потянулся в постели. Сестра была уже на ногах и собиралась в школу.
– Еще рано, Альфредо, - успокоила она брата, - всего-навсего десять часов. Я опаздываю только на два часа. Глянь на север: уже заходит солнце.