Десять городов (Сказки со стихами)

Арджилли Марчелло

Возможно ли, что даже он меня не понимает? Ведь он же умница, гений! Я и не думал над ним издеваться, я говорил совершенно серьезно.

Он еще ниже склонился над своими записями, как будто хотел зарыться в них с головой. Его робкий голосок был едва слышен:

– Я позволю себе сказать в заключение несколько слов о памятниках - поистине нашем больном месте. В Архитектории памятники стоят на каждом шагу: памятники матери, деятелям искусства, весне и т. д. Это возмутительное расточительство строительных материалов! Это наш позор, и мне совестно, что я могу предложить вам лишь убогий проект монопамятника-календаря. Вспомним часы на некоторых

башнях: когда они бьют, на свет появляются фигурки, передвигающиеся по кругу. Так вот, я не нашел ничего лучшего, как воспользоваться этой давным-давно известной всем идеей. Я окончательно разучился думать, работая над проектом единого монумента. Представьте себе пьедестал, на котором каждое утро появляется новая статуя или архитектурная композиция в честь родившейся или умершей в этот день знаменитости либо в память о связанном с этим днем важном событии. Например, 8 марта пьедестал украшает фигура женщины, в день рождения Леонардо да Винчи - бюст великого художника, а в последний день учебы - скульптурная группа "Каникулы".
– Собирая свои листочки, профессор обратился к председателю и ко всем присутствующим: "Господин председатель, уважаемые коллеги, прошу простить меня за то, что я утомил вас своими глупыми соображениями".

Уму непостижимо: гениальнейший зодчий извинялся за высказанные вслух гениальные мысли, и никто ему не хлопал!

– За неимением лучшего, - промямлил председатель через силу, предложения профессора Паллади принимаются. Но мы призываем его и всех присутствующих подготовить что-нибудь поновее к следующему нашему конгрессу.

В подавленном настроении, с низко опущенной головой, профессор покинул зал заседаний.

Какой это было несправедливостью - так унижать его! Я поспешил вслед за ним.

– Профессор, не слушайте их. Ваши проекты не глупости, вы гений, я серьезно говорю.
– Мне хотелось утешить его, показать ему, что хоть один человек оценил его по достоинству.
– Я восхищен вами, вы самый...

– Милостивый государь, - сказал он, - в Архитектории не существует ничего самого. Я очень хорошо знаю предел своих возможностей, и председатель правильно поступил, напомнив мне о нем. В нашем деле нельзя останавливаться на достигнутом: мы, архитекторы, работаем для блага человека. Мы хотим, чтобы люди жили лучше и чтобы их окружало все красивое. А посему ничто не может быть окончательно хорошо и удобно.

– Но ведь вы уже построили чудесный город!

– Пустяки, - сказал он, качая головой.
– А вы откуда приехали?

– Из Рима.

– Ну вот, теперь я понимаю, почему вы так странно рассуждаете. Значит, вы из Рима, из такого же бесцветного городишка, как Париж, Флоренция, Лондон, Венеция... Если у вас будет время, милости прошу, заходите как-нибудь ко мне, и мы спокойно поговорим, а сейчас меня ждет работа.

Он убежал.

Близился вечер, и, повторяя мысленно слова профессора Паллади, я направился в гостиницу. Лифта в ней не было: когда клиенты входили в холл, их номер подавался на первый этаж. Переступив порог, вы нажимали на кнопку, и ваш номер поднимался на тот этаж, на котором вам хотелось жить. Нажав на верхнюю кнопку, я очутился на последнем этаже небоскреба. Я повернул ручку рядом с дверью-окном, и передо мной открылась не какая-нибудь крошечная лоджия, а огромная терраса. Далеко внизу мерцали огоньки Архитектории. Это был не город, а восьмое чудо света.

"По-моему, так себе городишко", - сказал мне прохожий.

"Идейка", -

говорил председатель.

"Не существует ничего самого... Ничто не может быть окончательно хорошо и удобно".

В голове у меня была полная мешанина. Кем считать профессора Паллади - сумасшедшим или мудрецом из мудрецов?

"В нашем деле нельзя останавливаться на достигнутом". Кто прав люди вроде меня, готовые расхваливать все, что кажется им мало-мальски приличным, или те, кто все ругает, веря, что можно жить лучше и в более красивом мире?

Теперь мне было ясно: прав профессор Паллади. Его слова в моем сознании постепенно становились ярче огней Архитектории.

Я разорвал все свои наброски и в один присест написал совсем не ту статью, какую собирался написать:

Архитектория, май

Итак, я в Архитектории - неплохом городе, который всего лишь раз в сто красивее Рима, Флоренции, Венеции и Ленинграда, вместе взятых. Город состоит из ряда довольно удачных построек. Разумеется, очень многое в нем оставляет желать лучшего.

Описав основные здания Архитектории, я продолжал:

Считаю своим долгом предупредить читателей, что это описание способно ввести их в заблуждение и они могут подумать, будто Архитектория не город, а чудо. В действительности, это далеко не так, хотя местные архитекторы и стараются, в меру своих скромных возможностей, сделать что-нибудь хорошее для своих земляков. Тем не менее, несмотря на благие намерения, с высокой трибуны конгресса прозвучало немало глупостей. За неимением лучшего, утверждены весьма посредственные проекты профессора Паллади...

Перечислив предложения профессора, основанные на его теории подвижной архитектуры, я написал в заключение:

Конечно, у человека, приезжающего сюда из Рима, Парижа или НьюЙорка, возникает чувство, будто он попал из пещеры в добротной постройки дом; однако, чтобы в Архитектории можно было жить, нужно перестроить весь город.

Поставив точку, я тут же позвонил в редакцию и продиктовал по телефону статью, из которой мой главный редактор, коллеги-журналисты и читатели должны были узнать мое мнение о том, что такое настоящая архитектура.

Мнение главного редактора я узнал на следующее утро из полученной мной телеграммы:

НЕ ЗНАЮ зпт ПОГЛУПЕЛ ТЫ ИЛИ ПОМЕШАЛСЯ тчк ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ТЫ УВОЛЕН тчк ГЛАВРЕД тчк

Подумаешь, испугал! Я был возбужден, голова у меня пылала, мысль судорожно работала. Я носился по городу, жадно изучая его архитектуру, восхищаясь каждой стеной. Слова профессора Паллади становились для меня все большим озарением, в особенности - его теория подвижной архитектуры.

Я вспомнил о его приглашении и зашел к нему. Он принял меня в мастерской, напоминающей вопросительный знак, и пояснил, что мастерская в форме вопросительного знака стимулирует полет фантазии и рождает полезные в любом деле сомнения.

Профессор спросил, что я написал о конгрессе, и я признался, что меня уволили.

– Весьма сожалею, - посочувствовал он.

– А я даже рад этому. За то время, что я в Архитектории, я многое понял. И решил остаться здесь и стать архитектором. На меня произвела огромное впечатление ваша теория подвижной архитектуры, ваши проекты перемещающихся в пространстве зданий, самоходных школ, единого памятника. Мне кажется, вашу идею не только можно, но и нужно значительно расширить и углубить. Если здания должны двигаться, то почему бы не двигаться и ансамблю в целом, то есть всему городу?