Шрифт:
Часть первая
Деревянная крышка была отброшена в сторону и с грохотом упала на каменный пол. Здесь тоже никого нет. Что делать? Тонкий слой мазута на дне старого гроба за долгие века покрылся слоем налипшей пыли. Фёдор Тимофеевич досадливо сморщился, наклонился и быстро лизнул тёмную поверхность.
По едва уловимому вкусу клея профессору стало сразу ясно, что последним в этот гроб ложился Иван Иванович с ещё каким-то другом. Ведь с врагами в один гроб не ложатся. Впрочем, вылезли они оттуда не позднее, чем через три дня – так обычно и бывает, когда Колхозник забывает доделать свою работу. Фёдор Тимофеевич неодобрительно потёр лоб. Дверца ещё держалась, хоть внутри что-то и искрило иногда. К электрику всегда страшно ходить. Никто ведь не знает, какие там показания на счётчике. Цифры ведь. Страшная штука.
Громкий хруст заставил учёного вздрогнуть. Беспокоиться тут, впрочем, не о чем. Это Колено. Оно ходит рядом и время от времени хрустит собой. Фёдор Тимофеевич не знал, как оно выглядело до встречи с Большой Мышью, но теперь это было неговорящее колено. «Пы-пы-пы», – задумчиво пробормотал учёный и перешёл к следующему гробу. Мысли были невесёлые. Впору было подумать, что Колено – это и есть всё, что осталось от первого разумного. Недаром оно носило контрабандную шапку. Шапок ведь нынче нигде не купить. И, что интересно, покупать шапки не запрещено. Запрещено продавать.
Фёдор Тимофеевич вставил выдирало в щель между крышкой и домовиной, нажал двумя руками, и гвозди с мерзким скрипом поддались. «Наверно, опять один мазут», – подумал профессор, когда откидывал тяжёлую крышку.
В этот раз в нос ударил запах несвежего керосина, почти как из фонаря у некоторых личностей. Конечно, первым разумным здесь и не пахло, как бы двусмысленно это ни звучало. Учёный вполголоса выругался по-кыргызски. Колено за его спиной запнулось о крышку предыдущего гроба и упало. Пусть отдыхает.
В той части гроба, куда, за исключением некоторых случаев, кладут голову, лежал обрывок старых бумажных обоев, а рядом – фонарь. Профессор обрадовался, аккуратно достал фонарь из гроба и поднёс ко рту, но в последний момент передумал. Бережно поставив хрупкий предмет на пол склепа, он обратил внимание на то, что в противоположном конце гроба всё-таки было немного мазута, а кроме того, лежал небольшой топор. Фёдор Тимофеевич обрадовался ещё больше, схватил топор и с размаху швырнул его вертикально вверх, в темноту. Послышался глухой удар. Топор обратно не упал. «Я так и знал, что потолок деревянный», – подумал учёный. Слабый свет, исходивший от Колена, позволял различать не так уж и много.
Вдруг громкий голос заставил его подпрыгнуть.
– А не зажечь ли нам фонарь?
– Зажги, – неожиданно для себя сказал профессор. Из темноты послышался хриплый кашель, похожий немного на то, как кашляют старые черти. Потом кто-то, кажется, плюнул, и фонарь на полу сразу загорелся. Фёдор Тимофеевич, прищурившись, посмотрел вокруг. Склеп оказался огромным. Не менее десятка гробов в беспорядке стояли неподалёку (четыре из них – в открытом виде), и ещё около полусотни – ровными рядами у дальних стен. Учёный взглянул вверх. Сводчатый каменный потолок был едва виден, а прямо над головой проходила длинная деревянная перекладина, из которой и торчал топор. С её конца свисала петля, а в петле кто-то усатый висел и улыбался, приветливо подмигивая Фёдору Тимофеевичу.
Конец ознакомительного фрагмента.