Десять меченосцев
Шрифт:
Ядовитый зуб
Факел и его отражение в воде издали походили на две огненные птицы, скользящие по гладкой поверхности пруда.
– Кто-то плывет сюда, – прошептал Матахати. – Ну, а мы пойдем в другую сторону.
Он дернул за конец веревки, которой была связана Оцу.
– Пойдем! – приказал он.
– Никуда не пойду, – решительно ответила Оцу.
– Вставай!
Матахати несколько раз хлестнул ее концом веревки. Каждый удар только укреплял намерение Оцу не двигаться
– Пойдем, пожалуйста! – жалобно заскулил он.
Оцу не двигалась. Гнев охватил Матахати. Схватив девушку за ворот, он исступленно потянул ее за собой.
– Пойдешь, раз я говорю!
Оцу обернулась к пруду и хотела закричать, но Матахати быстро заткнул ей рот полотенцем. Ему не без труда удалось оттащить Оцу к маленькому храму, скрытому ивами.
Оцу сгорала от нетерпения освободить руки, чтобы наброситься на похитителя. Она готова была превратиться в змею, похожую на ту, которая была изображена на стене храма. Змея, обвившись вокруг ивы, шипела на нападавшего на нее человека.
– Нам повезло, – облегченно вздохнул Матахати, заталкивая Оцу в храм. Он привалился к входу с наружной стороны, внимательно наблюдая за лодкой, которая в этот момент входила в узкую протоку. До лодки было метров четыреста.
Матахати порядком измотался за день. Он пытался силой овладеть Оцу, но она твердо заявила, что скорее умрет, чем отдастся ему. Оцу пригрозила покончить с собой, откусив язык, и Матахати понял, что она не бросает слов на ветер. От отчаяния он даже подумал убить ее, но от одной этой мысли руки и ноги не слушались его.
Матахати не мог понять, почему теперь Оцу предпочла ему Мусаси; хотя в прошлом все было наоборот. Он всегда нравился женщинам, хотя бы Око, которая влюбилась в него с первого взгляда. Оцу вела себя так сурово, потому что Мусаси оклеветал его. Матахати вскипал от гнева, думая о Мусаси.
«Какой же я болван! – сокрушался он. – Почему я поддался на обман? Даже плакал, когда Мусаси повел речь о неумирающей дружбе, про то, как он дорожит ею!»
Матахати ругал себя за то, что пренебрег советом Сасаки Кодзиро. «Стоит довериться негодяю Мусаси, и ты – конченый человек», – звучало у него в ушах предостережение Кодзиро.
Матахати до сих пор не разобрался в своем отношении к Мусаси, но отныне возненавидел его всей душой. Не найдя отдушины для негодования, Матахати стал молиться за вечную погибель души Мусаси. Теперь он не сомневался – Мусаси существует на земле только для того, чтобы при первом удобном случае погубить Матахати. «Проклятый лицедей, – пыхтел Матахати. – После долгих лет разлуки читал мне наставления о необходимости стать человеком, распинался, что поддержит меня и мы пойдем по жизни плечом к плечу. И с таким искренним видом! Воротит от одного воспоминания. А сам, конечно, в душе хохотал
Так называемые «хорошие люди» – пустая выдумка. Мусаси – тому пример. Теперь-то я вижу их насквозь! Больше меня не проведешь. Зачем зарываться в глупые книги и снова обрекать себя на лишения? Ради того, чтобы стать одним из «хороших»? Хватит сказочек! Пойду на преступление, до конца дней буду на пути негодяя Мусаси! Он меня попомнит!»
Матахати пнул дверь в храм. Вытащив полотенце изо рта Оцу, он спросил: – Хнычешь по-прежнему?
Оцу молчала.
– Отвечай, когда тебя спрашивают!
Матахати пнул лежащую на полу девушку.
– Мне не о чем говорить с тобой, – ответила Оцу. – Хочешь убить меня, то сделай это как мужчина.
– Не придуривайся! Меня теперь не остановить. Вы с Мусаси загубили мою жизнь, но я с вами расквитаюсь любой ценой.
– Глупости! Никто не сбивал тебя с толку, сам во всем виноват. Не без помощи этой Око.
– Придержи язык!
– До чего ты похож на мать! Странная вы семья! Почему ненавидите всех?
– Хватит, разболталась! Отвечай, пойдешь за меня замуж?
– Тебе известен мой ответ.
– Нет, ты скажи!
– Мое сердце навеки отдано единственному мужчине – Миямото Мусаси. Мне больше никто не нужен, а уж тем более такое ничтожество, как ты. Ненавижу тебя!
Дрожь пробежала по телу Матахати. Он хищно засмеялся:
– Ненавидишь? Тем хуже для тебя. Знай, с сегодняшней ночи твое тело принадлежит только мне.
Оцу невольно отодвинулась от Матахати.
– Не нравится?
– Я воспитана в храме. У меня нет ни отца, ни матери. Смерть не пугает меня.
– Шутишь, – произнес Матахати, прижимаясь лицом к Оцу. – Что ты лопотала про смерть? Просто убить тебя мне неинтересно. Есть кое-что позабавнее!
С этими словами Матахати вонзил зубы в предплечье Оцу. Она пронзительно вскрикнула, пытаясь вырваться из его рук, но Матахати еще крепче стиснул челюсти. Его не испугала кровь на рукаве Оцу.
Оцу лишилась чувств. Выпустив ее обмякшее тело, Матахати поспешно заглянул ей в рот: проверить, не откусила ли она язык. Испарина покрыла лоб Оцу.
– Оцу, прости меня! – взвыл Матахати.
Он тряс девушку до тех пор, пока та не открыла глаза.
– Как больно! – забилась в судороге Оцу. – Дзётаро, Дзётаро! Спаси меня!
– Что, больно? Ничего, заживет, но следы от моих зубов останутся навсегда. Как объяснишь людям эти рубцы? Что подумает Мусаси? Я поставил тебе клеймо, значит, ты будешь моей. Пожалуйста, беги, но теперь ты меня уже не забудешь! – сказал Матахати, тяжело дыша. Рыдания Оцу гулко отдавались в темноте храма.
– Замолчи! Надоели твои слезы. Никто не собирается тебя трогать. Воды принести? – Взяв с алтаря глиняную чашку, Матахати вышел.