Десять мужчин
Шрифт:
— Я без ума! Он француз, он замечательный, и мы будем жить в его домике на западном побережье Франции! Там нет ни телефона, ни электричества!
— И чем же вы будете заниматься?
— Выращивать овощи и делать ребятишек.
Я постаралась изобразить радость за нее, но, положив трубку, еще больше расстроилась. С приближением вечера мне стало совсем тоскливо. Нужно было поговорить с кем-нибудь, кто просто выслушал бы и посочувствовал, да только с кем?.. Неожиданно на память пришел гондольер. Скомканный листок с номером нашелся в кармане юбки.
— Алло? — выпалил он так резко, что я едва не бросила трубку.
— Это я… помните, мы с вами познакомились…
— Дорогая,
Он был так счастлив, что мне пришлось закусить губу, чтобы удержаться от слез.
— Дорогая, вы слушаете? Можно я заеду за вами, поужинаем «У Аннабель»?
— Нет, только не сегодня. — Я представления не имела, кто это — и что это — за Аннабель.
— Тогда завтра?
— М-м-м… нет, пожалуй.
В трубке зашелестело — гондольер листал ежедневник. Я сама себя загнала в угол. Мне ведь всего лишь нужен был голос в трубке. И что было не позвонить «Добрым самаритянам»?
— В четверг в восемь, согласны?
Я услышала скрип кресла — гондольер подался вперед, чтобы записать мой адрес и телефон. Все. Я внесена в его ежедневник. Он пригласил меня на свидание.
На следующий день в почте оказался пакет от моей сестры, внутри я нашла небольшую книжку ливийского философа Джибрана под названием «Пророк». Сестричка заложила двадцать девятую страницу и подчеркнула строчки:
И затем пахарь сказал: «Молви нам слово о работе». И он ответил, говоря: Ваша работа — идти в ногу с землей И с душой земли.Отличный совет для тех, кто выращивает овощи, а как прикажете идти в ногу с землей мне, живущей в сплошь заасфальтированном городе?
«Я имею в виду, — приписала сестричка, — что труд полезен и что тебе станет гораздо лучше, как только ты пойдешь работать».
Чистая правда. Мне нужно было не только чем-то занять свои дни, но и найти средства на пропитание: выходное пособие Юриста таяло на глазах. Не далее как вчера, оказавшись на узкой улочке позади «Харродз», я не сдержала тяжкого вздоха при виде вывески «Секретари Найтсбриджа» в окне над кафе-бутербродной. Не долго уж мне осталось до встречи с ненавистной пишущей машинкой.
Я нажала кнопку звонка, и замок двери щелкнул, открывая путь. Узкая лестница спиралью поднималась к офису величиной с коробку от обуви. Спиной ко входу, прямая как палка, за единственным столом сидела женщина с туго стянутыми гладкими черными волосами и крупными жемчужными серьгами в ушах. Элегантность ее облика бросала вызов жалкой обстановке. Женщина крутанулась в кресле лицом ко мне — и у нее отвисла челюсть, блеснули золотые коронки, которых в наши школьно-монастырские дни не было.
Хелен была тогда моей единственной подругой, а после экзаменов мы как-то потеряли связь. Ее отец, известный психоаналитик, поощрял «всестороннее самовыражение» дочери, и Хелен, кажется, наивной не была никогда. Семнадцатилетней девчонкой она встречалась с приятелем гораздо старше себя (точный возраст она держала в секрете), который возил ее на выходные в Париж и Рим. Каждый понедельник я изумленно таращила глаза, когда он высаживал ее у ворот монастыря из синего «астон-мартина».
Хелен уже в школе знала, что будет жить в Лондоне, но заточить себя в четырех стенах секретарского агентства над бутербродной («деликатесная, дорогая, это называется деликатесная»)?!
— Кури. — Она протянула мне пачку легких «Мальборо».
Я покачала головой.
— Хорошая девочка. Как насчет «Марса»?
Мы как-то целое полугодие ужинали исключительно «Марсами», разрезая батончики по горизонтали, чтобы избавиться от фальшивой нуги и оставить только карамельный верх: больше вкуса, меньше калорий.
— «Марсы» теперь под запретом, — сказала я, и мы, вполне логично, переключились на тему мужчин. О Юристе я, однако, не упомянула и насчет развода не распространялась. — На первом месте у меня работа, поскольку Лондон — город дорогой.
— Неужели? Долго вычисляла? — Хелен выдвинула ящик с бланками. — Вот, заполни, и через неделю работа у тебя будет. — Она протянула мне анкету с огромным количеством пунктов, озаглавленную «Психологический портрет работающей женщины» и составленную, к слову сказать, самой Хелен.
Свое обещание Хелен сдержала. Уже в следующий понедельник я стала секретарем владельца империи недвижимости, у которого секретарши, как меня предупредили, не задерживались, поскольку он регулярно доводил их до слез. Однако из моего «психологического портрета» следовало, что скверный характер магната меня не слишком пугал — при наличии в кабинете естественного освещения и красивого вида из окна. Окна офиса магната выходили на Гайд-парк; вековые деревья оберегали мое душевное равновесие. Платил крез щедро (в соответствии с еще одним важным пунктом моей анкеты) и оказался в достаточной степени оригиналом, чтобы вызывать интерес (опять же, отвечая моим требованиям). Машинописью он меня не загружал, стенографией и того меньше, что не могло не радовать. Откровенно говоря, на основе моих ответов Хелен сделала вывод, что я «не гожусь для секретарской работы», однако закрыла на эту мелочь глаза, объяснив позже, что «поиски идеальной для тебя работы заняли бы вечность, а квартплата не ждет».
Хелен пригласила меня к себе и завалила полезными сведениями о жизни в Лондоне: лучшие бары, лучший фитнес-клуб, лучшие места для прогулок в парке, лучший в Челси магазин секонд-хенд («только дизайнерские вещи, некоторые даже не ношеные»). Все рекомендации преследовали единственную цель: найти мужчину, причем в идеале Мужчину как такового, а не идеального мужчину, так как, по уверению Хелен, «идеального мужчины не существует».
— И не вздумай воротить нос, если не придешь в экстаз от первого же приятеля, — у него ведь друзья есть, кто-нибудь да понравится. Уж поверь, так оно и бывает, — уронила она устало.
— А я уже познакомилась! — сообщила я, сама себе дивясь: меня послушать, так эта встреча была неизбежна.
— Гляди-ка, какая шустрая. И кто он?
Я назвала имя гондольера.
— А фамилия?
— Не говорит.
— Странно. Куда водил?
— Пока никуда, но на следующей неделе ужинаем у какой-то Аннабель.
— «У Аннабель» — это шикарный ночной клуб на Беркли-сквер. — Из шкафа позади дивана Хелен достала черное платье с длинными рукавами. — Можешь надеть, только дай самое честное слово привести в порядок голову. С такой прической в этот клуб не пускают. — Хелен трещала, стоя кверху задом — подыскивала в шкафу сумку под платье. — Вот! — Она выпрямилась с изящной шелковой сумочкой в руках, сплошь расшитой перламутровыми бусинами.