Десять причин для любви
Шрифт:
— Я уже сижу, — кивнул Себ, повернувшись к Гарри, спросил: — Как ты ее терпишь?
Гарри впервые за утро поднял взгляд от газеты и, хитро улыбнувшись, пробормотал:
— Знаешь, в этом есть и некоторые выгоды…
— Гарри! — взвизгнула Оливия.
Себастьян с удовольствием увидел, что она покраснела.
— Ладно, — сказал он. — Что я такого натворил?
— Речь идет о мисс Уинслоу.
Мисс Уинслоу… Себ попытался не хмуриться, подумав о ней. В чем было немало иронии, так как последние два дня он хмурился, стараясь не думать о ней.
— А что
— Вы никогда не упоминали, что за ней ухаживает ваш дядюшка.
— Я вовсе и не знал, что мой дядюшка ухаживает за ней. — Кажется, его голос прозвучал напряженно. Так дело не пойдет. В конце концов, надо научиться держать себя в руках. Нельзя выдавать себя даже выражением лица.
На миг наступила тишина.
— Вы, наверное, очень на нее рассердились, — неожиданно заключила Оливия.
— Напротив, — небрежно откликнулся Себастьян.
Прелестный рот Оливии приоткрылся от удивления.
— Вы на нее не сердитесь?
Себастьян пожал плечами.
— Злость требует столько энергии. — Он поднял глаза от еды и равнодушно улыбнулся: — У меня есть более приятные занятия.
— Неужели? То есть, я хочу сказать, конечно, есть. Но право, вы должны согласиться…
Себастьян подумал, что ему нужно сделать что-то с тем раздражением, которое все больше его переполняло. Оно было крайне неприятно, и он всегда находил, что легче позволить подобному чувству, как и оскорблениям, скатываться с него, как вода. Но неужели Оливия решила, что он станет весь день сидеть и есть конфетки?
— Себастьян! Вы меня слушаете?
Он улыбнулся и солгал:
— Разумеется.
Оливия издала звук, средний между стоном и рычанием, но, собрав силы, продолжала:
— Ладно, вы на нее не сердитесь, хотя, по моему мнению, имеете на это полное право. И все же…
— Если б за вами ухаживал мой дядя, — прервал ее Себастьян, — неужели вам не захотелось бы испытать несколько последних моментов веселья? Скажу не хвастаясь, что со мной очень приятно общаться, хоть я говорю это о себе сам. Не думаю, что кто-либо оспорит, что я гораздо приятнее в общении, чем Ньюбери.
— А ведь он, пожалуй, прав, — заметил Гарри.
Оливия насупилась:
— Я думала, ты не слушаешь.
— Я и не слушал, — ответил он, — просто сидел и читал газету.
— Как только ты его терпишь? — пробормотал Себастьян.
Оливия скрипнула зубами и с ехидцей ответила:
— Есть кое-какие выгоды…
Хотя, подумалось Себу, сегодня вечером Гарри этих выгод явно не увидит.
— Словом, так, — обратился Себастьян к Оливии. — Я ее нисколько не обвиняю. Наверное, она должна была мне что-нибудь сказать, но я понимаю, почему она этого не сделала, и подозреваю, что любой из нас поступил бы так же.
Наступила пауза, затем Оливия с оттенком удивления промолвила:
— Это очень великодушно с вашей стороны.
Он пожал плечами:
— Злиться вредно для здоровья. Только взгляните на Ньюбери. Он точно не был бы таким толстым и багроволицым, если б не ненавидел меня так сильно. — И с этими словами он вернулся к своему завтраку, размышляя
Она выждала несколько секунд, а затем продолжила:
— Я рада слышать, что вы не затаили на нее зла. Как я уже сказала, она нуждается в вашей помощи. После этой вашей сцены в «Уайтсе»…
— Что-о?! — рявкнул Себастьян, едва сдерживаясь, чтобы не стукнуть по столу. — Минуточку. Это была вовсе не моя сцена. — Если хотите выругать кого-то за то, что случилось, обратитесь к моему дядюшке.
— Ладно, ладно. Прошу прощения, — проговорила Оливия, достаточно смущенная, чтобы Себастьян поверил в ее искренность. — Я понимаю, что это была целиком вина вашего дяди. Но конечный результат такой же. Мисс Уинслоу оказалась в ужасной ситуации, и вы единственный, кто может ее спасти.
Себастьян сделал очередной глоток и затем тщательно вытер рот салфеткой. Существовало по крайней мере десять пунктов относительно утверждения Оливии, по которым он мог бы ей возразить, если бы был человеком, способным всерьез возражать утверждениям женщины в гневе.
Во-первых, ситуация с мисс Уинслоу была не настолько ужасной, потому что, во-вторых, она, по всей видимости, близка к тому, чтобы стать графиней Ньюбери. А это, в-третьих, несло с собой состояние и престиж, даже несмотря на то, что давалось вкупе с графом Ньюбери, которого никто не мог бы назвать призом.
В-четвертых, это у Себастьяна был подбит глаз, и, в-пятых, именно ему выплеснули в лицо бренди, и все из-за того, что, в-шестых, она не соизволила сообщить ему, что его дядя ухаживает за ней. В-седьмых, она прекрасно знала об их родственных связях, так как, в-восьмых, чуть не упала в обморок от потрясения, когда он тогда ночью на пустоши назвал ей свое имя.
Но возможно, ему следует сосредоточиться на второй части утверждения Оливии, насчет того, что он единственный человек, который может спасти мисс Уинслоу. Потому что, в-девятых, он не видел никаких резонов для такой возможности и, в-десятых, не понимал, почему это вообще должно его волновать.
— Ну же! — поторопила его Оливия. — Есть у вас какие-нибудь мысли на этот счет?
— Вообще-то несколько, — невозмутимо промолвил он и вернулся к еде. Спустя несколько мгновений он взглянул на Оливию и заметил, что она с такой силой вцепилась в край стола, что у нее побелели костяшки пальцев, а выражение ее лица… — Поосторожнее, — пробормотал он. — А то от этого взгляда молоко свернется в молочнике.
— Гарри! — буквально возопила она.
Гарри опустил на стол газету.
— Хотя я ценю, что ты пожелала узнать мое мнение, дорогая женушка, но уверен, что мне, в сущности; нечего сказать. Я сомневаюсь, что узнал бы мисс Уинслоу, если б столкнулся с ней на улице.
— Ты провел с ней целый вечер в оперной ложе! — с возмущением воскликнула Оливия.
Гарри задумался.
— Полагаю, что узнал бы ее затылок, если б она соизволила им ко мне повернуться.
Себастьян фыркнул, но тут же поспешил принять серьезный вид. Оливии объяснение мужа забавным не показалось.