Десять Слов о Промысле
Шрифт:
По поводу нравственного воздействия, которое оказывали проповеди блж. Феодорита на слушателей, Н.Н. Глубоковский замечает: «При таких своих качествах проповеди Киррского владыки необходимо должны были иметь глубокое и плодотворное влияние на современников. Мало того: они были принимаемы с истинным и неудержимым восторгом и собирали в церкви громадные массы слушателей, о чем так часто упоминает Феодорит»[11] в своих письмах; «Сам Антиохийский владыка Иоанн столько восхищался поучениями Феодорита, что простирал руки (для аплодисментов?) и часто вставал с кафедры, а Домн постоянно приветствовал Киррского оратора аплодисментами, как бы давая тем сигнал для общих рукоплесканий, которыми непрестанно награждали Феодорита в Антиохии… Видно, что Киррский епископ пользовался в свое время, преимущественно на Востоке, репутацией величайшего из церковных ораторов. Его блестящая слава гремела повсюду. и мы вправе утверждать, что она была вполне заслужена им.
К сожалению, от проповеднических трудов блж. Феодорита, кроме «Десяти Слов о Промысле», «сохранились лишь незначительные и нередко весьма сомнительные фрагменты»[13]. Свт. Фотий Константинопольский читал и цитировал пять Слов в честь свт. Иоанна
Златоуста, произнесенных, по мнению Глубоковского, около 438 года в храме св. Апостолов в Константинополе после перенесения мощей Златоуста в столицу[14]. Только из этих фрагментов мы и можем составить себе представление о несохранившихся проповедях.
Но «скудость и неопределенность этих документальных известий о проповеднических трудах блж. Феодорита с избытком вознаграждают “Десять Слов о Промысле”»[15]. По словам И. Кастена, «серия из “Десяти Слов о Промысле” представляет собой один из самых лучших примеров красноречия и стиля Феодорита. Адресованные к образованной антиохийской аудитории, первые пять Слов доказывают Промысл из природного, а остальные пять – из нравственного и общественного порядка, вершиной чего является Воплощение Спасителя как наилучшее и наиболее сильное свидетельство любящей заботы Бога ко всему человеческому роду»[16].
По словам Н.Н. Глубоковского, принадлежность этих Слов блж. Феодориту подтверждают упоминания в других его произведениях (письма (82, 113); «Толкование на псалмы» (Пс. 67, 22); «Опровержение еретических басен» (V, 10)), а также свидетельства свт. Льва Великого в V веке и историка Х века Никифора Каллиста[17].
Н.Н. Глубоковский замечает, что хотя все исследователи признают проповеднический характер Слов, но далеко не все, исходя из стиля этих творений, уверены в том, что они действительно произносились блж. Феодоритом в церкви, а не были просто написаны в гомилетическом стиле[18]. Впрочем, некоторые серьезные указания на то, что они именно произносились, есть: упоминание «вчера» и «сегодня», упоминание о стремлении автора избежать длинноты речи ввиду ограниченности времени. «Все эти выражения позволяют видеть в них именно церковные проповеди, каковому заключению не препятствует и некоторая пространность их, по своему объему они уступают многим речам св. Иоанна Златоуста»[19].
По поводу времени написания (произнесения) «Десяти Слов о Промысле» существуют разные точки зрения. По словам И. Кастена, «относительно датировки их создания мнения ученых весьма различны. Так, Шульте, Барденхевер и Опитц считают, что они были созданы перед Собором в Ефесе (431), в то время как Бертрам, Ришар и Брок считают, что они были написаны не ранее 435 года, видя в них развитие вероучительной мысли автора»[20]. Н.Н. Глубоковский относит время написания к 429–431 годам, «а если принять во внимание спокойный тон их, чуждый малейших намеков на тяжкие церковные волнения, вызванные несторианской бурей, то справедливо будет предположить, что они были произнесены в момент до Ефесского Собора. Гарнье считал, что Слова были написаны «в качестве утешения» уже после Ефесского Собора и «соборика восточных», а именно около 433 года, после того как восточные епископы, в определенном смысле потерпев поражение, вернулись на свои кафедры. Тот же Гарнье допускал, что первые восемь Слов созданы до Собора, а последние два – после Собора. Густав Барди, исследуя внутренние свидетельства десятого Слова, пришел к заключению, что изложенное здесь христологическое учение блж. Феодорита не позволяет предположить, что оно было написано до Ефесского Собора. Более поздние исследователи относят время написания к периоду после 435 и даже 437 годов[21].
Местом произнесения Слов Н.Н. Глубоковский и И. Кастен (ср. написание выше) считают Антиохию, на что указывает аудитория – «образованная и в некотором смысле философская»[22], которую вряд ли можно было найти в провинциальном Кире[23].
Что касается жанрово-стилистической характеристики, то «Слова о Промысле» «носят полемический характер и содержат раскрытие и защиту христианского учения о Промысле Божием»[24].
Как замечает Т. Халтон, «вопрос о Божием Промысле волновал религиозную мысль еще в дохристианские времена. Признание язычниками существования богов и высших сил ставило вопрос о форме их бытия, степени участия в возникновении мира и их роли в заботе о нем. Дискуссии и неясность сохранялись вплоть до времен блж. Феодорита и среди еретиков – гностиков и манихеев и в полемике античных философов – стоиков и эпикурейцев»[25].
Идея Промысла, конечно же, проходит красной нитью через Ветхий Завет, в особенности, по словам Халтона, присутствует в ряде псалмов, представляющих собой гимн Промыслу, а также в книге Премудрости Соломона. Учение о Промысле Божием есть и в Новом Завете. Однако в еврейском языке отсутствовал сам термин, обозначающий Промысл, и это слово было взято уже из греческого языка (npovoia). Халтон отмечает, что впервые в философское употребление этот термин ввел Платон, а затем учение о Промысле было развито в неоплатонизме[26]. Сам блж. Феодорит читал и цитировал Плотина – основателя неоплатонизма, но можно с уверенностью сказать, что учение Кирского архипастыря о Промысле – органичная составляющая библейско-христианского мировоззрения, ярко представленная не только в Библии, но также и в ранней святоотеческой литературе, например в Первом послании св. Климента Римского к коринфянам, у Евсевия Кесарийского, свт. Иоанна Златоуста и многих других церковных авторов.
Что касается источников «Слов о Промысле», то для Феодорита-экзегета на первом месте стоит Священное Писание. В десяти Словах содержится около 130 библейских цитат и аллюзий. Ветхий Завет: около 60 раз цитируются книги Бытия, псалмы и Исаия; по одному-два раза – прочие ветхозаветные книги. Новый Завет: восемь раз цитируются Евангелия от Матфея и Иоанна, один раз – от Луки; Деяния цитируются дважды, а Послания апостола Павла процитированы все (за исключением 1 Фес., Тит. и Флм.): только из 1 Кор. – 12 цитат[27].
Прямого цитирования (и уж тем более называния имен) своих предшественников среди церковных авторов (святых отцов и церковных писателей) блж. Феодорит, как и во многих других своих произведениях, избегает. Впрочем, прослеживаются схожие места и идейные параллели, что и неудивительно в силу единства церковно-богословской традиции, к которой принадлежал Кирский архипастырь. Указания на параллельные места можно найти у Т. Халтона в его издании, немало из этих ссылок мы использовали в нашем издании.
Блж. Феодорит прекрасно знал античную литературу, но в «Словах о Промысле» есть лишь две прямые ссылки на языческих авторов, а именно на известного врача Галена[28].
Кем же были эти противники Промысла, к которым адресует свои проповеди блж. Феодорит? «Против упорных и слепотствующих язычников и колеблющихся христиан»[29] было написано данное произведение, как отвечает на этот вопрос Н.Н. Глубоковский. При этом отметим, что сомнения в Промысле, как можно с большой долей уверенности предположить, бытовали в двух сферах: назовем их условно общекосмологической и социально-нравственной. Относительно первой сферы взгляды заключались либо в полном отрицании Промысла (например, философами-атомистами – эпикурейцами), либо в его ограниченном принятии (например, философами-аристотеликами). В данном случае сомнения в Промысле или отказ от него имели под собой значительную философскую подоплеку и, скорее всего, могли разделяться не подлинным христианским сознанием, но отдельными «колеблющимися» представителями тогдашней интеллигенции. Более распространенной, а потому и более опасной для церковного сознания сферой сомнений в Промысле была социально-нравственная. Такого рода сомнения могли затрагивать и немалое число христиан, притом не только образованных, но и всякого сословия, и коренились они в отрицательных явлениях общественной жизни (рабство, социальное неравенство и угнетение) и нравственной (благоденствие грешников и нравственно недостойных людей и страдание людей праведных и порядочных), которые видел каждый человек. Блж. Феодорит, так сказать, усугубляет и прямо соединяет две последних темы (благоденствие грешников и страдание людей праведных) и рассматривает вариант сочетания праведности в рабстве с неправедным над нею господством, что для здравого рассудка является верхом несправедливости. Понятно, что в эпоху поздней Римской империи, в которую жил Феодорит, с ее узаконенным рабством, пусть даже и несколько смягченным христианством, такие рассуждения блж. Феодорита могли оказаться довольно рискованными и понравиться далеко не всем (памятна была судьба свт. Иоанна Златоуста, подчас беспощадно критиковавшего в своих проповедях богатство и роскошь константинопольских обитателей и превозносившего бедность). Против общекосмологических сомнений блж. Феодорит находит (или заимствует у предшествующей традиции) целый ряд естественно-научных и философских аргументов, доказывающих, что мир не только сотворен, но и управляется Богом, а социально-нравственные сомнения подвергает убедительному нравственно-богословскому исследованию (настолько глубокому, насколько это позволяет жанр проповеди), предназначенному в основном для тех, кто хотя бы предварительно принял христианское учение. В этом своем исследовании блж. Феодорит опирается в основном на жизненные примеры из Священной истории Ветхого и Нового Заветов.