Десять
Шрифт:
— Обещаю, — вздохнула Юля, признавая правоту отца. Если бы их отношения с Симоном перешли эту самую черту, то контрацепция — именно то, о чем следовало бы подумать в первую очередь. Однако, она и представить не могла, что подобное возможно вне брака.
— Юленька, малышка, прости меня, старика, простишь? — улыбнулся папа. Ему было так же неловко, как и дочери, а еще он о чем-то задумался, но Юля вряд ли смогла прочитать его мысли.
— Конечно, — легко согласилась Юля.
Через пару недель она переступила порог просторного номера с большой кроватью и панорамным, во всю стену, окном. Мальчик, который донес их с Симоном чемоданы, мялся в дверях в ожидании чаевых, а Юля переступала с ноги на ноги
— Настоящий сексодром! — воскликнул Симон, когда расплатился с мальчишкой и остался наедине с Юлей.
— Да… — протянула в ответ Юля.
— Может, мы все же займемся любовью? Смотри, кровать просто кричит о том, что на ней нужно заниматься любовью. Маленький, я считаю, что ты зря отказываешься. — Он всерьез посмотрел на Юлю, она не поняла, шутит ли он или нет.
— Симон Брахими, мы договорились!
— Всё, всё, понял, но спросить-то я должен был, — улыбнулся он свободно, в своей собственной, ни на кого не похожей, манере. — Только ничто мне не помешает защекотать тебя до смерти, — с шутливой угрозой заявил Симон, одним движением потянул на себя Юлю, перевернул на постель и устроился рядом.
Через пару часов бесконечных писков, возни, запыхавшегося дыхания, алеющих щек и испарины, двое смотрели в потолок, прижавшись друг к другу:
— Хорошо, что мы приехали.
— Хорошо.
— На ужин надо идти.
— Надо.
— Люблю тебя.
— Люблю тебя.
Оставалось несколько дней до отъезда. Компания приятелей: Симон, Юля, Пашка, такой же спортсмен, как и Симон, и его подруга Света осмотрели большую часть доступных достопримечательностей.
Особенно Юле запомнился сфинкс, она долго разглядывала его. Аура в этом месте казалось особенной, мистической, казалось, гравитация здесь не действовала. Юля, словно поднялась над землей и парила благодаря мистическим волнам, окутывающим древне изваяние мифического существа.
В пирамиду она побоялась идти, потом жалела — ведь нужно всегда шагать на одну ступеньку выше. Необходимо сделать шаг, ведь только благодаря этому шагу открывается череда следующих ступеней, достижений, побед.
Как тогда, когда Юля сделала шаг в воду и, удерживаемая руками Симона, ощутила всю мягкость, доброжелательность морской глади. Почувствовала, как вода ласкает тело, дарит прохладу, невесомость, до этого момента неведомую Юле.
Конечно, она не научилась плавать самостоятельно, всегда рядом находился Симон. Держал под поясницу или за талию, позволяя насладиться ощущениями. Научил откидываться на спину и, расслабившись, покачиваться на волнах. Слушать всплески, шум волн, шелест воды. Юля знала наверняка, с ней ничего не случится, в любой момент, если море вдруг перестанет быть гостеприимным, Симон выхватит ее, не даст пойти на дно. Юля подружилась с водой, поверив, что шаг на одну ступеньку выше, — самый верный шаг.
Вечер в отеле обещал сытный ужин, легкий алкоголь, развлекательную программу. Симон терпеливо наблюдал, как Юля растерянно бродила по номеру, вяло собираясь на моцион.
— Что ты наденешь? — живо поинтересовался Симон, показывая взглядом на вещи, аккуратно висевшие в шкафу.
— Не знаю… — растерянно пробормотала Юля.
— Надень красное платье, с открытой спиной.
— Оно слишком открытое и очень уж красное. В нём на меня смотрят.
— На тебя в любой одежде смотрят. На тебя невозможно не смотреть. Нужно быть слепым, чтобы не смотреть! Не бывает слишком красного для блондинки, не может быть слишком открытой одежды для тебя. Уж я-то знаю, что говорю: моя мать француженка, так что я разбираюсь в красном, а отец — алжирец, я точно знаю толк в блондинках. Одевайся, я подожду на улице. Не забудь лодочки на каблуках, — добавил он.
— Я с тебя ростом на каблуках, — недовольный румянец покрыл
— Не вижу проблем. Пускай все сдохнут от зависти, маленький. Моя девушка самая красивая. На высоких каблуках, в красном, откровенном платье. Самая обалденная блондинка, какую только могла создать природа!
— Света тоже красивая блондинка.
— Света красивая блондинка, а ты самая красивая. Я жду тебя, покажем всем небо в алмазах, — отрезал Симон и вышел на улицу.
Юля вздохнула, недовольно посмотрела на косметику, слишком фривольное платье, обувь на невероятно высоком каблуке. Уже через полчаса выбралась из номера, одетая по совету Симона. С огромным трудом проигнорировав похотливые взгляды встречных мужчин, спустилась со второго этажа и у бассейна встретилась с сияющим Симоном.
Находясь в мерцающих огнях дискотеки для отдыхающих Юля ощущала липкие, жадные взгляды мужчин, которые скользили по голой спине или, того хуже, по груди без бюстгальтера, оставляли скользкие следы похоти на её теле.
Юля пряталась в привычных объятьях Симона. Старалась абстрагироваться от излишнего внимания к своей персоне, ощущения грязи от чужих взглядов, от которых чесалось всё тело. Постепенно она расслабляясь, то ли от тепла и уверенности объятий Симона, то ли от танца в центре танцпола, то ли от третьего бокала вина.
Губы Симона казались Юле маняще-близкими, как никогда соблазнительными, дыхание сладко-пряным, вкусным. Против обыкновения она не стала ждать инициативы с его стороны. Не стала обращать внимания на толпу, состоявшую преимущественно из мужчин с жадными, похотливым взглядами. Проигнорировала и Пашку, который сломал глаза об ее обнаженную спину, несмотря на присутствие верной спутницы — Светланы, а ведь та ни в чем никогда ему не отказывала.
Кончиком языка Юля дотронулась до губ Симона, он послушно приоткрыл рот, впуская. Та словно пробовала на вкус губы Симона впервые. Осторожно встретилась языком с его языком, исследовала. Откровенно смаковала, с жадностью отвечала на инициативу, проявляла сама невиданную ранее жажду, пока не оказалась поглощена поцелуем настолько, что забыла: они в публичном месте, среди множества посторонних людей. Объятия Симона стали тесными, как тиски, кажется, он полностью игнорировал окружающих, ни на секунду не собирался отпускать Юлю.
— В номер, — услышала она приказной, не терпящий возражений голос Симона.
— Да… — зачем-то согласилась Юля, быстро перебирая ногами и глядя на шуршащую дорожку между зелеными, сочными газонами. Симон вцепился в спутницу, будто она может убежать с территории отеля, и потащил ее в номер.
— Юля, — прошептал он, едва они переступили порог. — Юля, — повторил настойчиво, срывающимся голосом.
Ладонью пробрался под лиф платья, сжал ставшую невыносимо чувствительную грудь, одновременно вдавил пах в Юлин живот, тем же движением впечатывая возлюбленную в стену. — Юля, я хочу тебя. Сильно, невозможно! Каждый день с тобой, каждая ночь — мука, сладкая мука. Уступи мне, займись со мной любовью.
— Я не… — Дурман, охвативший Юлю на танцполе, рассеялся, она начала осознавать происходящее.
— Предрассудки, глупые предрассудки, — осипшим голосом сказал Симон. — Посмотри на меня. Я люблю тебя. Ты — моя религия. Ты — мой грех. Ты — мой ад и мой рай. Здесь, на земле, не на небе, не где-то там, не когда-то потом. Сейчас, я хочу тебя сейчас. — Симон взял её руку и с силой прижал к своему паху, — Юленька, пойди мне навстречу, себе навстречу… Ты хочешь этого, маленький, — почти застонал он, продолжая настойчиво гладить горячей ладонью оголенную внутреннюю сторону бедра, задирая платье Юли выше и выше. Остановился на кромке белья, а потом дал волю пальцам. — Ты хочешь заняться со мной любовью, я вижу это, чувствую, скажи, что хочешь, — потребовал он.