Десять
Шрифт:
Две блондинки за столом привлекали всеобщее внимание, но всем окружающим было очевидно, та, которая в платье цвета моря — занята, зарезервирована раз и навсегда. Лишь откровенный самоубийца рискнул бы подойти, даже посмотреть в её сторону. Настолько карий взгляд парня был прикован к открытому взгляду девушки, настолько тесно переплелись пальцы их рук, так крепко прижимался к ней парень, с такой вызывающей нежностью она поправляла волосы, попадающие в карие глаза, что места для сомнений не оставалось.
«Мы вместе», — говорил
«Мы вместе, — отвечали ей карие глаза. — Мы вместе навсегда».
В Африке, ближе к экватору, совсем другое небо, оно отличается от неба в средней полосе России. Юля не видела Большую Медведицу, перевернутую к осени, Муху, столь маленькую, что только знаток смог бы определить её сразу. А возможно, звезды были те же самые, что и в любой части земного шара, видимые из любой точки мира. И Красное море не отличается в темноте от Черного или любого другого моря.
Незабываемым место делают люди, их чувства, сплетенные руки, размеренные шаги в такт друг другу, неровное дыхание, еле слышно произнесенное: «Я люблю тебя», и «Люблю» в ответ.
— Маленький, с днём рождения тебя еще раз, — с улыбкой сказал Симон.
— Ты уже столько раз меня поздравил, что мне стыдно.
— Почему тебе стыдно? Будет у меня день рождения — будешь меня поздравлять, а сейчас я тебя. С днём рождения! Посмотришь в номере, — протянул он маленькую коробочку, с крошечным бантиком на крышке.
А в номере ждали цветы, очень много цветов. Невероятных расцветок, ароматов, сочетаний. По полу и на белых простынях были рассыпаны лепестки роз и каркаде. Вдоль стен стояли чаши с пряностями со стойким сладко-цветочным ароматом.
— Симон, ты с ума сошёл? Это же так дорого!
— Посмотри свой подарок, пожалуйста, — только и ответил Симон.
Нервно сглотнув, Юля открыла коробочку с подарком, отлично понимая, что именно увидит в ювелирной упаковке.
— Выходи за меня, — выпалил Симон. — Знаю, в России не принято дарить кольца на помолвку, давай считать, что я насмотрелся романтических мелодрам. Тебе ведь уже есть восемнадцать, а, значит, ты можешь выйти за меня хоть в среду.
— Ты помнишь? — удивилась Юля, что Симон вспомнил давнишний, состоявшийся при первой встрече разговор.
— Естественно, невозможно забыть такую девушку как ты… Невозможно забыть все, что связано с тобой.
— Ты позвал меня в Египет, чтобы сделать предложение? — догадалась Юля.
— Да.
— Ты так хочешь заняться со мной любовью? — шутливо улыбнулась Юля, кокетливо поправив прядь волос.
— Сегодня больше, чем вчера. Но сильней всего я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты самая невероятная девушка, которую я встречал, и я просто обязан на тебе жениться.
— Но… нам рано жениться. Я учусь, а у тебя плавание занимает всё время.
— Не рано, маленький. Не может быть «рано» или «поздно» для любви. Я люблю тебя сейчас. Не рано и не поздно, а сейчас. Ты выйдешь за меня? — повторил свой вопрос Симон.
— Да, я выйду за тебя Симон Брахими, — твёрдо ответила Юля.
— И как бонус ты займешься со мной любовью, — с легким поцелуем прошептал Симон.
— Только после свадьбы, — напомнила Юля.
— Помню, помню. У тебя есть принципы, и я люблю тебя за это ещё сильнее. Я люблю тебя. Кажется, мне самому больно от собственной любви, иногда я даже не могу дышать… — признался Симон.
— Я тоже… — только и ответила Юля.
Глава 5
Плавные, отточенные движения рук над скоплением мисок, тарелок, кастрюль могли заворожить любого зрителя, если бы тот находился на маленькой кухне старенького дачного домика, чья веранда выглядывала в тенистый сад фрамугами окон, требующих ремонта.
Методичное следование старым рецептам, намертво засевших в голове, и новым, за которыми приходилось заглядывать в пухлую, исписанную ровным почерком тетрадь — обыкновенную, в девяносто шесть листов, со скотчем по краям, чтобы не рвалась, — успокаивало, приносило умиротворение.
Мысль о том, сколько человек сегодня соберется за столом маленького домика не пугала, скорее приятно будоражила. Иногда проносилась злость, что конфорок у плиты лишь четыре, а духовка не работает так, как хотелось бы Юлии, но размеренная мелодия детской качели — подарка свекрови из далёкой Франции, тут же утихомиривала неприятное чувство.
Заглянув еще разок в духовку, она подошла к качелям, выключила мелодию, забрала соску у малыша, чьи губки смешно причмокивали во сне, тёмные бровки хмурились, а на удивление густые, для малыша, которому нет и года, волосы вились «мелким бесом».
Она поправила яркий носочек на маленькой ножке, улыбнулась сама себе. Села за стол, погрузилась в быстрое чтение. Было ровно семь минут на несколько страниц. Голые ступни выскользнули из мягких тапочек, волосы, собранные в высокий небрежный хвост, падали на лист, подол простого халата едва ли доходил до середины бедра.
— Привет.
Юля вздрогнула, она точно знала, что в доме одна. Внезапный «Привет», произнесенный смутно знакомым голосом, испугал.
— Прости, дверь была открыта. Мы договорились с Владимиром Викторовичем, что я приеду сразу после дежурства.
— Здравствуйте. Да, конечно, проходите, Юрий Борисович, папа предупредил. Вы голодны? — Юля вспомнила коллегу папы, врача, который когда-то ее оперировал. Давно это было…
— Нет, но спасибо. Юлия Владимировна, может, на «ты»? — спокойно предложил Юрий Борисович. — Я не такой уж старый, прямо сейчас не твой лечащий врач…
Юля невнимательно выслушала собеседника, присела у духовки, ловко вытащила противень с тонким коржом, чтобы тут же поставить другой, обернулась, чтобы ответить: