Десять
Шрифт:
Симон не проявлял жалости, не шёл на поводу у усталости Юли, заставлял проходить необходимый комплекс упражнений раз за разом, не давая и толики поблажки. Ведь они работали на результат, ставя на одну ступеньку выше. Порой он был груб, отпускал бесцеремонные комментарии, злые замечания, за которые, конечно, извинялся после занятий, но слова оседали и оседали в голове, словно скапливались в надежном хранилище под семью замками.
Накануне дня медика Владимир Викторович, по обыкновению, зазывал к себе на дачу коллег. Юля же должна была по устоявшейся традиции накрыть на стол.
Новый заведующий, недавно переведенный из того самого центра, который славился результатами на всю страну, проявил заинтересованность в молодом специалисте. Юле предстояло продолжение учебы, работа над собой и специальностью. Впереди диплом, интернатура, но, вне всякого сомнения, Юлия Владимировна — дочь своего талантливого отца, была выгодным приобретением отделения детской гематологии и онкологии.
Симон просил пойти с ним на важное для него мероприятие. Но Юля не могла быть сразу хорошей дочерью и хорошей женой. Бездумно понадеялась на привычное: «Ладно, маленький».
Точно так же, всего-то неделю назад, она не придала значения перепалке с Симоном. Муж застал ее, моющую полы, она торопилась успеть, пока Ким спал.
— Ты такая красивая, — прошептал Симон, двусмысленно улыбаясь.
— Лохматая и потная, — в раздражении отмахнулась Юля.
— В таком виде еще красивей. Хочу тебя, давай? Мы тихо-тихо, бабушка не зайдёт, Ким спит.
— О чем ты? — одернула она руки мужа. — Ты прекрасно знаешь, что я не могу!
— Что такого-то? В месячные тоже можно, ты разве не знаешь? — Симон и не подумал обидеться или перестать домогаться.
— Перестань!
— Маленький, я уезжал в командировку, а сейчас ты ходишь по дому в беспардонном халате, демонстрируя прелести, и заявляешь, что не можешь. У меня скоро сперма из ушей капать начнет… Юлька, — Симон подмял жену под себя, одним движением устроив на диване. — Хочу, сильно, ты же чувствуешь… — Он надавил пахом на Юлин живот, что в общем-то не требовалось, она и без того прекрасно ощущала каменную эрекцию мужа.
— Как? — искренне возмутилась Юля. — Нетерпеливый, словно младенец, подожди немного.
— Давай орально?
— Что?! — Юля не кривила душой, когда искренне удивилась, а потом и возмутилась.
— Минет, в рот, ты поняла меня.
— Не умею я… — только и придумала ответить Юля. Нужно было реагировать, но как? Обидеться? Оскорбиться? Высказать возмущение?
— Маленький, клянусь, мне сейчас не нужно чего-то изысканного. Просто приласкай меня… ртом.
— Я… мы никогда… ты даже не говорил, что хочешь такого! — взвизгнула Юля.
— Все мужчины хотят, и женщины тоже хотят… чтобы их приласкали, — Симон взглядом красноречиво показал, что именно имел в виду. — Я бы мог, Юля… — сказал он, но кинув взгляд на раскрывающую рот, как рыба на суше, жену, тут же дополнил: — Не сейчас, сейчас-то ты совсем умрёшь от смущения… но вообще могу.
— С ума сошел?!.
— Я твой муж и люблю тебя. Не только в красивом платье, но и в этом старом халате, с запахом половой тряпки от рук. Неужели ты думаешь, меня бы смутили оральные ласки? Вообще-то, я хочу этого даже сильнее, чем заняться с тобой любовью прямо сейчас. Но раз у нас аварийные дни, давай начнем с меня. Просто попробуй, не надо глубоко. Всё, что мне нужно — твой ротик…
— Я не готова, — отрезала Юля.
— Ладно, маленький, — сказал тогда Симон и целомудренно поцеловал Юлю в лоб.
Позже она поехала с Кимом на дачу к родителям, вместо того, чтобы составить компанию мужу на важном для него мероприятии, а сейчас попросту ревела, держа в руках трубку телефона.
Юля зашла в полутемную комнату там же, на втором этаже. Всхлипнув пару раз тихо, она всё же заплакала громко, надеясь, что если папа и услышит, то ему хватит тактичности не заходить, а позволить дочери оплакать свою несостоятельность. Упав на кровать, она зарылась головой в подушку, вспоминая все обиды, недовольство собой, виня себя, не жалея и не придумывая оправданий. Она была плохой женой, плохой мамой и прямо сейчас — плохой дочерью, потому что не отправилась накрывать на стол.
— Господи, кто здесь? — Юля подпрыгнула на кровати, услышав одновременно мужской голос и щелчок настольной лампы.
— Юля? — сонное лицо Юрия Борисовича выражало нечто среднее между недовольством, раздражением и интересом, когда он смотрел на заплаканную, но не ставшую от этого менее красивой женщину.
— Прости… те.
— На «ты», помнишь? Что случилось? — поинтересовался Юрий.
— Я ударилась…
— Ударилась… Об мужа ушиблась? — спокойно уточнил он.
— Откуда ты знаешь? — опешила Юля. — Нет, у меня всё хорошо с Симоном!
— В девяноста процентах молодые женщины плачут из-за мужей, в пяти — из-за любовников, пять процентов оставим на сломанный каблук. Каблуков я не вижу, любовника у тебя точно нет, так что… остаётся муж.
— Это личное. — Слезы катились по лицу и отчего-то не собирались останавливаться, они были беззвучными, при этом бесконечно горькими и горячими. Юля попросту не могла перестать реветь.
— Юля, я твой врач, помнишь? И я разбираюсь в женщинах, это моя работа. Может, если ты поговоришь с кем-то, тебе станет легче? Иногда решение проблемы лежит на поверхности, стоит только проговорить ее вслух. Подумай, — очень убедительно сказал Юрий Борисович.
Она с подозрением посмотрела на собеседника. Делиться личным, сокровенным, стыдным совсем не хотелось, но может, это выход. Юля не могла поговорить с папой, слишком интимная тема для беседы. Тем более не могла с мамой, та только расстроится, а помочь вряд ли сумеет. С бабушкой и вовсе не смела. Оставалась лишь Адель, но разве возможно сказать бабушке Симона, что отказала её внуку в оральных ласках, и он с тех пор разговаривает с ней сухо, только по делу, а теперь и вовсе бросил трубку, обиделся из-за её присутствия на празднике папы, а не на мероприятии Федерации плавания.