Десятая планета(изд.1945)
Шрифт:
– Где вы? Держитесь за меня. Не хочу зажигать фонаря…
Быстро темнело. Но я уже привыкла двигаться по территории станции в полнейшем мраке и смело сказала:
– Идемте.
При отсвете крупных звезд, выглянувших в просвет облаков, я спокойно шагала рядом с Леонидом. Невидимый шофер подошел к авто и стал пробовать мотор.
Мы прошли немного. Скрипнула дверь. По-видимому, Леонид открыл ход, который был ему отлично знаком.
– За мной… Не споткнитесь о порог. Нащупайте его ногой. Благополучно? Ну, мы, кажется, на площадке… Тогда…
Позади с легким скрипом закрылась дверь. И сейчас
– Что это? – могла только прошептать я.
Леонид улыбнулся. Этой улыбкой он задавал мне безмолвный вопрос.
Я всплеснула руками:
– Как замечательно!..
В тот момент мне хотелось говорить самые восторженные слова. Вероятно, лицо мое слишком ясно выразило все эти чувства, потому что Леонид сказал:
– Да, здесь хорошо… Взгляни… те!
Мы поднимались по ступеням в молчании. Леонид снял кожаную кепку, и я видела, что его волосы как будто потемнели.
Собственно говоря, продолговатый, не очень высокий вал, в котором, пройдя нижнюю площадку, мы очутились, не представлял собой на первый взгляд ничего потрясающего. Тот же приятный дневной свет озарял золотистосердоликовые стены. Вдоль них, как в музее, тянулись два ряда белоснежных мраморных столов, образуя довольно широкий проход. На столах покоились полуметровые прозрачные толстостенные колбы. Сначала они показались мне совершенно пустыми.
Леонид остановился посредине зала. Наши силуэты отражались от матовых плит, которыми был устлан пол. Леонид обвел глазами вокруг.
– Мы в помещении большого гольдера. Знаете, что называют гольдерами?
– Нет.
– Гольдер значит «хранилище», – объяснил Леонид. – В газотехнике большие сооружения, содержащие в себе какой-нибудь газ, называются газгольдерами.
– Понятно, – ответила я. – А в этих гольдерах тоже газ?
Леонид посмотрел на меня, чуть сдвинув брови.
– Нет. В колбах содержится то, что до сих пор обычно называли шаровыми молниями.
– Значит, это молниегольдеры? – сообразила я.
Леонид засмеялся:
– Хорошо сказано! Да, да…
Я склонилась над одной из этих цилиндрических колб. Но сейчас же отшатнулась.
Дневной свет в зале вдруг погас, и теперь ряды цилиндров на столах источали тонкое голубоватое сияние. В ближайшем цилиндре я ясно увидела небольшой огнистый шар, совершенно такой же, как тот, что в памятную ночь висел около меня на ветви яблони.
Шар медленно передвигался внутри цилиндра от одного края до другого, потом обратно. Он напоминал мне зверька, запертого в клетке и ищущего выхода на свободу.
Рядом, в другом цилиндре, маленький, с орех, желто-красный шарик прислонился к прозрачной стеколевой стенке и не двигался.
– Шаровые молнии? – пробормотала я. – Как же с ними…
Дальше я не могла говорить от волнения.
Незаметно для меня Леонид снова включил дневное освещение. Теперь я могла по достоинству оценить всю величественную простоту обстановки, всю торжественность геометрических линий, оттенявших
– Этот зал я назвал большим гольдером. А вот как бы индивидуальные гольдеры – для каждой молнии. – Леонид показал на цилиндры. – Мы находимся под новой постоянной станцией. Мы получаем здесь шаровые молнии и будем использовать их. Это «склад» шаровых. Все стеколевые гольдеры, как видите, заряжены. Сегодня вам придется дежурить здесь. Не боитесь? Признаться, у меня сейчас доверенных лиц, кроме вас, нет никого…
Это было правдоподобно. Я хотела было упомянуть о других работниках института, но Леонид уже ответил, не дав мне раскрыть рта:
– Оля и Степан далеко… Поджидаю Симона. Он ведь едет следом за нами. Но мы с ним будем сегодня работать наверху.
Леонид прошел по залу, проверяя стеколевые хранилища. У него блестели глаза. Вдруг он повернулся ко мне на каблуках:
– Итак, не боитесь?
– Нет.
Мне очень хотелось выполнить его поручение.
– Ваше дежурство кончится к утру…
В дальнем, против входа с лестницы, конце зала увидела я широкое окно. А рядом дверь с надписью «Диспетчерская».
Леонид ввел меня туда.
Если сесть на мягкий удобный стул за столом, на котором расположены щитки со знакомыми мне контрольными лампами, то через окно диспетчерской можно отлично наблюдать всю внутренность большого гольдерзала.
– Что надо делать? – спросила я.
– Ваши обязанности несложны… Садитесь за стол.
Я села. Леонид объяснил:
– Вы заняли место диспетчера. Теперь слушайте внимательно. На столе перед вами двадцать четыре счетчика. Они фиксируют поведение шаровых молний, заключенных в стеколевые гольдеры. Ваша обязанность – смотреть на циферблаты. Следить за молниями. Вот здесь… Если стрелка двигается вправо от нуля, то все в порядке. Если же стрелка начнет двигаться влево, вы обязаны точно отметить время и цифру, на которой стрелка остановится.
Совершенно новенькая тетрадь и две прекрасные автоматические ручки лежали перед часами, вделанными в борт стола.
– Что значит, если стрелка двигается? – поинтересовалась я.
– Нуль наверху – состояние равновесия. Направо приток новой порции… шаровой молнии. Налево – утечка.
– Понимаю, – кивнула я головою, не столько понимая, сколько догадываясь.
Стрелки счетчиков мирно стояли примерно на нуле. Некоторые слегка вздрагивали. Две стрелки на крайних циферблатах медленно двигались вправо на несколько делений круга, потом также медленно возвращались к нулю. Я с любопытством наблюдала за движением стрелок. Это мне напомнило детство, когда отец поднимал меня на руках и показывал стрелку барометра, который всегда мне казался чудом: ведь он мог предсказывать погоду!
– Этот рычажок, – продолжал объяснять Леонид, выключатель ртутных ламп дневного света. Вот… – Леонид показал действие рычажка. – Можете управлять светом, как хотите. Здесь – указатель. Здесь – переключатель… Попробуйте.
Передвинув рычажки и выключив совершенно свет ртутных невидимых ламп, я полюбовалась волшебной перспективой молний, источавших все оттенки голубоватого неподражаемого сияния.
Леонид сверил показания своих ручных часов с показаниями часов диспетчерской.
– Двадцать два двадцать.