Десятилетия. Богатая и красивая
Шрифт:
– Вы можете спасти нашего ребенка? – спросила Эвелин, когда ее положили на стол.
Яркий верхний свет брызнул в глаза Эвелин, и она уже не понимала, что отвечает ей доктор Коллманн. Она лежала с раскинутыми и прикрепленными к столу ногами, удивляясь, почему не чувствует боли. На белом кафеле виднелись лужи крови. Ей стало очень неловко от того, что она запачкала безупречно чистый пол, и, когда уже хотела извиниться за это, она внезапно провалилась в темноту.
Когда Эвелин очнулась, было два часа дня первого января 1948 года, и она знала, что потеряла ребенка.
6
Три
Когда Эвелин снова оделась, заправила блузку, выровняла швы на чулках, сестра проводила ее в кабинет доктора и закрыла дверь, оставив их наедине. Старый кабинет доктора Коллманна был в рабочем беспорядке, но выглядел так же уютно, как и его хозяин. Стены были обшиты деревянными панелями, а две из них полностью закрывали стеллажи с книгами по медицине в красных, зеленых и синих переплетах спокойных тонов. Комната и доктор Коллманн внушали доверие.
– Вам все равно этот ребенок был бы ни к чему, – сказал доктор Коллманн.
– Ни к чему? – Эвелин не постигала смысла его слов.
– Выкидыши – естественный способ защиты вида от неполноценных особей.
Невысокий толстяк доктор больше походил на пухлого пингвина, чем на одного из лучших гинекологов Восточного побережья. Заполнявшие его приемную женщины называли себя «девочками Коллманна» и неизменно влюблялись в него. Эвелин не была исключением.
– У меня что-то не так? – Этот вопрос преследовал Эвелин со времени выкидыша. Она снова и снова спрашивала себя, почему она потеряла ребенка. Что с ней?
– У вас все в порядке. И вы находитесь в превосходном состоянии.
– Тогда почему…
Эвелин не пришлось закончить вопрос. Доктору Коллманну задавали его прежде сотни раз в подобных случаях. Как врач, он понимал, какое глубокое потрясение испытывает женщина, когда теряет долгожданного ребенка. Его задачей было ободрить ее, вернуть все на свои места.
– Иногда плод развивается неправильно. Такое случается гораздо чаще, чем вы думаете. – Доктор Коллманн избегал употреблять специфический язык медицины. Он уже давно обнаружил, что термины удручают пациентов.
– Вы хотите сказать, что мой ребенок не был нормальным? – Эвелин ужаснулась. Она хотела знать все, какой бы страшной ни оказалась правда.
– Я не знаю, – покачал головой доктор Коллманн.
– Не знаете?
– Без вскрытия – нет. – Доктор Коллманн хотел прервать поток вопросов, которые не могли принести ничего, кроме боли.
– Вскрытие? Ребенка? – Эвелин содрогнулась.
– Обстоятельства иногда вынуждают идти на это, хотя в случае с таким маленьким ребенком, как ваш, вскрытие вряд ли что-то прояснит.
Эвелин задумалась над словами доктора. Что же произошло внутри нее самой, о чем она не догадывалась и чему никак не могла помочь?
– Тогда почему?
– Вы задаете вопрос, на который нет ответа. Знаете ли, миссис Баум, врачи не обладают сверхъестественными
– А какие причины могут быть? Назовите мне хоть некоторые.
Доктор понял, что Эвелин не успокоится, и заговорил:
– Причин может быть множество. Для того чтобы ребенок родился в срок, здоровым и невредимым, миллионы клеток должны развиваться в нужной последовательности и нужным путем. Одной из наиболее распространенных причин является то, что недостаточно развиваются легкие и сердце. Иногда пуповина обвивается вокруг шеи младенца и душит его. Порой он захлебывается в плодных водах… Вы уверены, что хотите узнать все возможные причины?
– Только одно, – сказала Эвелин. – Это была моя вина?
Эвелин была уверена, что сделала что-то не так. В ней росло убеждение, что с ней было что-то не в порядке. Она чувствовала себя виноватой и не сомневалась, что потеряла ребенка из-за собственной ущербности.
– Это была моя вина? – прошептала Эвелин.
– Нет. Совершенно очевидно, что за вами нет никакой вины. И думать забудьте о подобных глупостях. Выкидыш – еще не конец света.
– А мне кажется, что так оно и есть.
Пережитое отдалило Эвелин от всех – Ната, матери, отца. Они были очень внимательны к ней, но ей до них не было дела.
– Поверьте, это не конец света и не ваша вина. – Доктор Коллманн умел выглядеть удивительно бодрым.
– Что мне делать? – Эвелин услышала в своем голосе жалобу и устыдилась. Но ей так хотелось, чтобы кто-то подсказал, что делать. Пусть тот, кто знает больше нее, объяснит ей, что теперь делать, чтобы все снова стало хорошо, и она сделает это.
– Что вам делать? – переспросил доктор Коллманн. – Забудьте все, ступайте домой, займитесь своими делами. Забеременейте снова, как только сможете. Лучшего средства нет.
Впервые Эвелин улыбнулась:
– Так просто? Пойти домой и забеременеть?
– Очень просто. – Доктор Коллманн ткнул рукой в сторону приемной, заполненной женщинами с разными сроками беременности. – Женщины только и делают, что беременеют.
Советы легче давать, чем им следовать. Прошло три года, прежде чем Эвелин снова забеременела. В начале марта 1951 года, на девятой неделе беременности, она снова выкинула. У нее не было никаких опасных признаков, и вдруг начались острые спазмы. Все было кончено в десять минут в ванной комнате. Рядом никого не было, на этот раз не выли сирены в ночи и врачи не склоняли над ней свои лица.
В последующие дни Эвелин отказывалась от пищи, отказывалась одеваться, отказывалась выходить из дому. Она молчала и не пыталась объяснить близким, что любая случайная встреча на улице или в магазине с беременной женщиной или ребенком причиняет ей невыносимую боль. Она боялась пройти мимо школы, мимо площадки для игр или даже мимо витрины детского магазина. Окружающий мир страшил ее, потому что в улыбке ребенка, в нахмуренных бровях матери, в пустой детской коляске ей виделось осуждение.
Нат и ее родители встревожились. Эвелин похудела, стала беспокойной, вздрагивала от малейшего шороха. Близкие окружили Эвелин заботой и сообща убедили ее показаться доктору Коллманну. Мать отвезла ее к доктору и сидела рядом в приемной, пока сестра не позвала Эвелин в кабинет.