Десятое Блаженство
Шрифт:
Бледный Коста смирно сидел у клепанного стального борта, на жесткой скамейке, и шепотом «факал». Еще человек пять разной степени помятости безразлично глянули на Михаила. Люк с грохотом захлопнулся, и броневик взревел, валко разворачиваясь.
— И куда нас? — громко спросил Браилов.
— На Дальний Север, — тускло ответил Вальдес. — В Петсамо. Будем никель добывать…
— Ага! — злобно выкрикнул кто-то из сидящих. — Пока не сдохнем!
— Можешь сдыхать, если тебе так больше нравится, — холодно молвил «попаданец», чувствуя прилив палящей ярости. — А мне там делать нечего!
—
— Я, — каркнул Браилов, — выживу!
Глава 15
Суббота, 3 мая. День
«Бета»
Кемеровская область, Шерегеш, улица Гагарина
Красно-белый «Икарус», пофыркивая да покачиваясь на ухабах, развернулся на пятачке у маленькой автостанции — одноэтажного «кубика» из силикатного кирпича, с плоской крышей и обширным тамбуром, выложенным стеклянными блоками, зеленоватыми и синими, вразнобой, так, что выходил корявый узор.
Крохотную площадь обрамляли несколько киосков и скверик с лавочками, а если шире глянуть…
В поселке всего три главных улицы, застроенных пятиэтажками в окруженьи частного сектора. Кое-где поднялись панельные дома…
И вся эта тихая провинциальная жизнь течет на роскошном фоне горы Зеленой, с ее горнолыжным курортом.
Едва выпадет снег, как тут же масса людей нагрянет в Шерегеш. Из Новокузнецка, Кемерова, Новосибирска, отовсюду — лыжные трассы тут знатные.
Водитель «Икаруса», толстый лысый усач, заглушил двигатель и убрел к ларьку, где бойко торговали пирожками. А нам навстречу, мелкими шажками, подходил странно знакомый человек в старомодном синем костюме.
Редкие прохожие не заморачивались особо своим внешним видом — тетки в платках, в простеньких платьях из ситца, ковыляли мимо с набитыми авоськами, а несколько парней в синих спецовках, вероятно с обогатительной фабрики, дымившей неподалеку, закупали беляши на всю смену.
Но человек в костюме даже строгий галстук нацепил и «модельные» туфли начистил до блеска…
— Папа… — вытолкнула Талия, и сделала шаг навстречу.
Я с изумлением глянул на нее, и лишь после в голове сложилось запоздалое узнавание. Мне-то был памятен иной Ивернев — парень двадцати с небольшим, с горделивым задором смотрящий с пожелтелого фото, а пожилому мужчине, встретившему нас, шел седьмой десяток!
Мстислав Максимилианович охнул, лицо его, все еще мужественного очерка, сморщилось, из глаз покатились слезы.
— Доченька! Боже, боже мой… Это ты! — он говорил сумбурно и быстро, словно боясь, что ему не дадут сказать всего. — Прости, прости меня! Какими хочешь, словами назови — всё верно будет! И маму твою мучал, и себя… Я любил ее, очень любил… И как же я был наказан! В те самые дни… Там, в этой клятой «Шейтан-Кале»! Всё же понял про себя, про Тату… И надежды такие! Всё, думаю, сворачиваюсь — и в Шерегеш! Не простит меня Тата — ладно, заслужил. Да хоть главное
Наташа замедленно, словно преодолевая себя, положила руки на плечи отцу, и легонько приобняла его.
— Главное, ты жив, — стесняясь, пробормотала она.
— Мама твоя… Тата… умерла? — выдавил Ивернев.
— В семьдесят пятом, — обронила Наташа.
Увидав, как и по ее щеке скользнула слезинка, я решительно сказал:
— Пойдемте в тенек, на лавочку!
— Да, да… — послушно закивал Мстислав Максимилианович, немного растерянно глянув на Талию.
— Это Миша, мой муж, — «златовласка» ласково прижалась ко мне.
— Просто Миша, этого достаточно, — протянул я руку «тестю».
Ивернев с чувством, хоть и слабо пожал ее.
— Ну, хоть находки мои тогдашние не пропали? — его взгляд стал просительно-тревожным. — Что-то оставалось у Тахира Мурадовича, военврача с заставы, я у него комнату снимал…
— Не пропали, всё нашлось!
Мое скупое утешение отозвалось слабой улыбкой, но тут же в глазах старого геолога вновь блеснуло беспокойство:
— А ребятишкам Семичастного я ничего не сказал! Не выдал тайну о… — задохнувшись, он выпалил: — О пришельцах!
— Мы в курсе, — понизила голос Наташа.
— Ох… — выдохнул Мстислав Максимилианович, сникая. — Ну, и слава богу… Я ведь тогда, в шестьдесят девятом, нарыл в архивах ВСЕГЕИ журналы с анализами проб «серых кристаллов», и сразу спросил Дэ Пэ… э-э… Дмитрия Палыча Григорьева, почему, несмотря на почтенный возраст камней в семьдесят миллионов лет, он так уверен, что они синтетические? Нет, конечно, аргумент с аналитической чистотой сильный, но это, теоретически, мог быть каприз природы. Я ему так и сказал тогда — мол, алмазы ведь тоже бывают очень чистые! А Дэ… Дмитрий Палыч завелся сразу. Я, шипит, собственными глазами видел в кристаллах микропузырьки газа, идентифицированного, как чистый аргон! Мол, не слишком ли много капризов природы за один раз?
— Дэ Пэ назвал «серые кристаллы» ивернитом, — мягко сказал я.
— Даже так? — изумился геолог, краснея, и нервно оглянулся. — И правда, — забормотал он, — пойдемте в скверик…
Мы втроем заняли всю скамью в тени крепкотелой березы.
— Расскажи о себе, — попросила Ната, теребя носовой платок.
Я отметил, что ласковое «папа», вырвавшееся в момент волнения, больше не звучало в ее речи.
— Да что я… — вздохнул Мстислав Максимилианович. — Ты-то как?
— Отучилась, — пожала плечами Талия, — работаю…
— Не слушайте вы эту скромницу, — вступил я. — Наташа — выдающийся программист, кандидат физико-математических наук, а сейчас пишет докторскую!
— Да там наброски одни… — смутилась моя «жена», но и порозовела от удовольствия.
— Здорово! — неумеренно восхитился Ивернев. — А дети есть?
— Дочь, — нежно улыбнулась Талия.
— Лея Михайловна! — уточнил я с выражением, и поймал благодарный Наташин взгляд.
— Здорово… — приуныл Мстислав Максимилианович. — Выходит, я дед…