Десятый круг ада
Шрифт:
— Кто бы мог подумать, что такой уважаемый человек, гауптштурмфюрер СС, сын барона окажется врагом рейха?! — сокрушенно произнес изумленный Циммерман, когда Грюндлер вызвал его и объявил приказ о лишении офицерского звания.
— Фюрер дает вам возможность искупить свою вину на восточном фронте, — сказал Грюндлер.
— Я оправдаю доверие фюрера, оберштурмбанфюрер! Самой кровью я докажу преданность своей родине!
Циммермана переодели в старое солдатское обмундирование, сунули в крытую машину и под конвоем тут же. отправили в Берлин на пересыльный пункт. Дорогой, трясясь на ухабах, Генрих еще и еще раз анализировал все происшедшее с ним в Шварцвальде, полностью беря на себя ответственность за провал. Мог ли он подставлять под угрозу срыва задание Центра? Конечно же нет! И в этом его непростительная ошибка, ошибка человека, проявившего элементарную слабость, забывшего, что своим бактериологическим оружием нацисты уничтожат не двоих, а миллионы, десятки миллионов ни в чем не повинных людей.
Кто теперь заменит его по руководству группой? Возможно, Фимка, он знает все. Но как с Фимкой установит связь человек, который будет вот-вот прислан в Шварцвальд Центром? Ведь только с ним, Циммерманом, должна состояться встреча посланца подполковника Григорьева. Вся надежда на провизора аптеки. Ему, видимо, уже известно об аресте Циммермана, о чем он немедленно оповестит Центр.
Генрих твердо решил по прибытии в действующую армию сразу же перейти линию фронта. В создавшейся обстановке его сведения будут крайне полезны Григорьеву.
Двуколка с шумом подкатила к баракам, возле которых Ладушкин распределял людей на полевые работы. Сердитый управляющий имением баронессы со злостью набросился на своего помощника:
— Почему на ферме беспорядок? Коров пастись выгнали на десять минут позже… Что у вас там за бездельники?!
— Я все выясню и доложу вам, господин управляющий, — ответил Ладушкин. — Не извольте беспокоиться…
— Сейчас надо принимать меры! Едем на ферму, — потребовал Фехнер.
— Слушаюсь, господин управляющий…
Ладушкин сел в двуколку, и Фехнер стегнул лошадь.
— Начальника концлагеря, сынка нашего барона арестовали, — когда двуколка скрылась за опушкой леса, таинственно сообщил Фехнер. — Будто он английский шпион…
— А нам-то что, Отто?
— И его дружка обер-лейтенанта Циммермана тоже взяли…
Ладушкин чуть не вскрикнул от неожиданности при упоминании фамилии Генриха.
— А все началось с тех двух рабочих, которые Германом были привезены к нам в парники, — продолжал Фехнер. — Отряд перевернут вверх дном. Сотники, десятники заменены, охрана утроена…
До боли защемило сердце у Ладушкина. Он плохо слушал, о чем дальше говорил управляющий, нещадно ругая себя за то, что непростительно затянул время связи с Генрихом. Хотел понадежнее закрепиться на месте, думал со дня на день встретиться с ним, искал уже причину приезда в контору и, выходит, опоздал. А без группы Генриха им с Сафроновым бактериологический центр не взорвать. Нужна взрывчатка, а она, по донесению Генриха в Центр, уже была припасена и надежно зарыта в тайниках. Как взять потом эту взрывчатку, кто укажет, где она находится? Ведь у него нет пароля для связи ни с одним из членов группы. Правда, если б он и установил уже связь с Генрихом, то после случившегося все равно ничего не знал бы ни о группе, ни о взрывчатке. Единственно, передал бы Генриху добрые вести о семье и что он уже капитан. Это придало бы ему силы выдержать допросы-пытки в гестапо. Теперь надо как-то устанавливать контакт с оставшейся без руководителя группой. Видел он лишь одного коротышку — урода Фимку. А входил ли Фимка в группу — трудно сказать.
— …Из Берлина присланы какие-то особые машины. Они засекают передающую рацию и точно определяют ее место, — донесся до Ладушкина приглушенный голос Отто.
«Значит, выходить на связь с Центром категорически нельзя. Фашисты прислали радиопеленгаторы. Быстро это у них, — подумал Ладушкин. — Надо искать другой путь связи…» Они договаривались с Григорьевым на случай выхода из строя рации или невозможности ее временного использования для связи с Центром через берлинскую квартиру садовника профессора Шмидта старого Форрейтола, сын которого, Рихард, находится в плену. Но Форрейтола надо еще склонить на свою сторону! И опять Ладушкин промедлил, до сих пор еще не познакомился со старым солдатом, убивающимся о гибели своего второго сына.
— …Обо всем этом мне под большим секретом сообщил мой старый знакомый унтершарфюрер Кампс, — закончил Фехнер.
— Дела-а, — протянул Ладушкин. «Неужели баронский сынок действительно являлся английским разведчиком? — соображал он. — Выходит, союзнички пронюхали о бактериологическом оружии. Знают ли об этом в Центре?»
— А где эти хитрые машины, что пеленгуют радиостанции? — спросил он.
— Ездят по всей округе. Кампс говорит, они останутся у нас на целый месяц. Оберштурмбанфюрер Грюндлер надеется за это время засечь английскую рацию…
Ладушкин уже успел передать в Центр две закодированные радиограммы с химическими формулами сверхстойких отравляющих веществ, созданных профессором Шмидтом. Лебволь через Габи передал их в пачках сигарет, присланных ее дяде в знак благодарности за доставляемые продукты. «Сообщить в Центр о случившемся только через Форрейтола», — решил Ладушкин.
— Послушайте, Отто, мне надо побывать в Вальтхофе. Сделайте так, чтоб меня туда пригласили, — попросил он. — Придумайте чего-нибудь но ветеринарной части, скажем…
— Хорошо, Федор, я попробую, — обещал Фехнер.
Двуколка подкатила к ферме, Ладушкин стремглав выскочил из нее у ног изумленных доярок.
— У меня чтоб все было в порядке! — грубо сказал Фехнер и покатил дальше в поле.
— Я все улажу! Не извольте беспокоиться, господин управляющий! — крикнул вслед Ладушкин.
На следующее утро Фехнер отпустил Габи к Шмидтам без обычного бидончика с молоком, сказав, что сам будет в тех краях и прихватит профессору еще сливок и творога. Приехал он в Вальтхоф, когда старый и молодой Шмидты уже ушли в свою химическую лабораторию. Передав продукты поварихе Марте, спросил о здоровье молодой хозяйки Вальтхофа. Регина сама вышла на голоса, сопровождаемая верным Рексом. Завидев лошадь, овчарка залилась было лаем, потом, раздумав, умолкла и с безразличием легла у ног хозяйки.
— Может, вам требуются еще какие продукты? — поинтересовался Фехнер. — Вы скажите, фрейлейн, не стесняйтесь.
— Спасибо, дорогой Фехнер, — улыбнулась Регина. — Нам всего достаточно.
— А… а как Габи? Вы довольны племянницей?
— Очень милая девочка. Я ее люблю, как сестру.
Управляющий замешкался, подыскивая слова для продолжения разговора. Взгляд упал на собаку.
— Породистая у вас собака, фрейлейн!
— Рекс — умница, каких мало.
— Но… почему он… вялый такой? Уж не заболел ли?