Детективные романы и повести
Шрифт:
— Да, — согласилась Элиза, — вы правы.
На ее лице появилось выражение нерешительности. Казалось, она о чем-то задумалась. Пристально разглядывая ее, Пуаро наклонился поближе и сказал:
— Хотите, я вам сам расскажу, мадемуазель Гран-дье? В мои обязанности входит не верить никаким рассказам без подтверждений. Я никогда не подозреваю какого-то одного человека. Я подозреваю всех сразу. Все, имевшие отношение к преступлению, рассматриваются мной как преступники до тех пор, пока тот или иной человек не подтвердит свою невиновность.
Элиза
— Не хотите ли вы сказать, что и меня подозреваете в убийстве мадам? Это уж чересчур! Подобная мысль — просто нелепа. Вам никто не поверит.
Грудь ее то поднималась, то опускалась.
— Нет, Элиза, — сказал Пуаро. — Я не подозреваю вас в убийстве мадам, ее убил один из пассажиров самолета. Значит, это было сделано не вашей рукой. Но вы могли способствовать этому убийству, могли кому-то сообщить подробности поездки мадам в Англию.
— Я этого не делала, клянусь вам.
Пуаро какое-то время молча смотрел на нее. Потом он кивнул головой.
— Я вам верю, — сказал он. — Но, тем не менее, вы что-то скрываете. Да, скрываете! Послушайте меня внимательно. В каждом деле, связанном с преступлением, при допросе свидетелей сталкиваешься с одним и тем же. Каждый что-то старается утаить, хотя довольно часто на поверку это оказываются мелкие, не имеющие отношения к делу детали. Вот и с вами происходит то же самое. О, не отрицайте! Мое имя — Эркюль Пуаро, я-то уж знаю! Когда мой друг мосье Фурнье спросил, уверены ли вы, что ничего не забыли нам рассказать, вы растерялись. И, не желая этого, против своей воли отвечали уклончиво. Значит, что-то здесь есть. И я хочу знать, в чем дело.
— Но это сущий пустяк.
— Возможно. Но все равно, почему бы вам не рассказать? Помните, — сказал он, заметив ее нерешительность, — я не из полиции.
— Да, верно, — согласилась Элиза. Она все еще колебалась. — Мосье, я в трудном положении. Не знаю, как отнеслась бы к этому сама мадам.
— Существует поговорка: «Одна голова — хорошо, а две — лучше». Давайте посоветуемся, вместе обсудим это дело.
Женщина все еще никак не могла решиться.
— Вы очень преданный человек, Элиза, — сказал Пуаро с улыбкой. — Я понимаю, это касается вашего отношения к умершей хозяйке?
— Вы совершенно правы, мосье. Мадам доверяла мне с первого дня, я всегда честно исполняла ее приказания.
— И вы, кроме этого, были еще благодарны ей за очень большую услугу, которую она вам оказала, правда?
— Мосье очень догадлив. Да, правильно. Я этого и не хочу скрывать. Меня обманули, мосье, украли все мои сбережения. У меня был ребенок. Мадам отнеслась ко мне с участием. Она позаботилась, чтобы ребенка устроили на ферме у добрых людей. Ферма была чудесная, мосье, а люди честные. Именно в тот момент она и сказала мне, что она тоже мать.
— Она говорила, сколько лет ее дочери, где она живет и так далее?
— Нет, мосье. Она говорила об этом так, будто этот момент в ее жизни давно прошел и забыт навсегда. Она сказала, так будет лучше. Девочка хорошо обеспечена, ее вырастят, обучат профессии. А она оставит ей наследство после своей смерти.
— Она вам больше ничего не говорила ни о ребенке, ни о его отце?
— Нет, мосье. Но я догадывалась…
— Говорите, мадемуазель Элиза.
— Но ведь это только моя догадка, вы понимаете?
— Да, понимаю.
— Мне казалось, отец ребенка — англичанин.
— А почему вы подумали именно так?
— Я не могу сказать ничего определенного. Но в голосе мадам всегда звучала горечь, когда заходил разговор об англичанах. И еще она очень радовалась, если ей представлялся случай проявить свою власть над англичанином. Но это всего лишь мое впечатление…
— Да, но оно может быть очень ценным. Оно раскрывает возможности… А что с вашим ребенком, мадемуазель Элиза? Это девочка или мальчик?
— Девочка, мосье. Она умерла. Умерла уже пять лет тому назад.
— О, примите мои сожаления.
Они помолчали.
— А теперь, мадемуазель Элиза, — сказал Пуаро, — расскажите мне о том, о чем вы так упорно старались умолчать.
Элиза встала и вышла из комнаты, но тут же вернулась с маленькой потрепанной записной книжкой в руках.
— Эта книжка принадлежала мадам. Она везде брала ее с собой. Но перед отъездом в Англию вдруг потеряла ее и нигде не могла отыскать. Очевидно, положила не на свое место. После отъезда мадам я нашла ее. Она упала за спинку кровати. Я взяла ее в свою комнату, чтобы сохранить до приезда мадам. Все бумаги я сожгла, как только узнала о смерти мадам, но эту книжечку оставила. Потому что о ней мне мадам ничего не говорила.
— А когда вы узнали о смерти мадам?
Элиза замялась.
— Вы ведь услышали об этом от полиции, не так ли? — спросил Пуаро. — Они пришли к вам смотреть деловые бумаги мадам. Но сейф оказался пуст, все документы уничтожены, сказали вы. Но на самом деле в это время они были еще целы.
— Все это правда, мосье, — призналась Элиза. — Пока они искали бумаги в сейфе, я вытащила их из сундука. Да, я сказала, будто сожгла их. И это была почти правда. Я их сожгла при первом удобном случае. Я была обязана исполнить волю мадам. Теперь вы понимаете мое затруднение, мосье? Вы об этом не расскажете в полиции? Для меня это может обернуться очень плохо.
— Я верю, мадемуазель Элиза, вы действовали из самых лучших побуждений. И все же, вы понимаете, очень жаль, что этих бумаг нет. Очень жаль. Но не стоит печалиться о свершившемся. Я не вижу необходимости сообщать нашему уважаемому мосье Фурнье о точном времени их уничтожения. А теперь давайте посмотрим, нет ли в этой книжечке чего-нибудь интересного.
— Не думаю, чтобы вы сумели там что-нибудь найти, мосье, — сказала Элиза, покачав головой. — Это книжка, в которую мадам заносила незначительные заметки для памяти. В ней только цифры. Без документов и других бумаг они просто бессмысленны.