Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
Шрифт:
— Прекрати себя так вести, — рассердилась Гермиона и быстро шагнула к Неоптолему, который по-прежнему сидел на земле. Со стороны они напоминали рассерженную мать и провинившегося ребенка.
Затем царевна смягчилась:
— Ты всегда был мне дорог… Но как друг, а не возлюбленный. Неужели между мужчиной и женщиной не существует привязанности без страстей? По-твоему, познать обычную дружбу могут только доблестные мужи?..
— Я думаю, что да, — просто ответил он.
Какое-то время они беспомощно смотрели друг на друга. Свет луны заострил черты критянки, сделав их тоньше. Она была так красива, что сердце мирмидонца забилось как бешеное. Он не выдержал и отвернулся.
— Тем не менее для меня ты всегда был другом, — тихо сказала Гермиона. — Неужели мое тело оказалось настолько желанным?.. Ради него ты готов сделать меня несчастной?
Неоптолем поднялся, возвысившись над ней во весь рост. В неровном серебристом свете он казался титаном, могучим созданием из древних времен.
— Завтра мой корабль покинет Крит, — заговорил он, глядя куда-то в небо, — я не останусь на этом проклятом острове ни на один лишний день. Более нам не суждено проводить время вместе, царевна. Не гулять по рощам, не делить напополам наши мечты, наши радость и горе. Все достанется микенскому выкормышу: твое тело, твоя душа… Или он уже их заполучил? Я не намерен смотреть, как вы воркуете, поэтому простимся немедленно!
По лицу Гермионы пробежала судорога. Неоптолем говорил нарочито резким, насмешливым тоном, а она не могла видеть выражения его глаз. И потому не заметила черного отчаяния, сокрытого в их глубине.
— Ты грубый самовлюбленный хам, — звенящим от ярости голосом ответила царевна. Она с огромным трудом держала себя в руках. — И ты еще хочешь, чтобы тебя любили?.. Только посмотри на себя, Неоптолем! Чего ты добиваешься, бахвалясь нелепыми подвигами и задирая слабых? Да ты хуже любого животного. Какая женщина вообще захочет быть твоей?! Когда мы дружили, я надеялась, что под грубой оболочкой скрывается благородная, смелая душа… Но ты и внутри такой же: неотесанный, себялюбивый… и пустой, как кувшин бедняка. Хочешь стереть годы дружбы и уплыть во Фтию? Давай же, герой!.. Я помашу тебе вслед, но на большее не рассчитывай.
— Уйди прочь, женщина. Оставь меня!
Гермиона резко повернулась и удалилась в темноту ночи. Последним звуком, донесшимся до Неоптолема, стало ее приглушенное рыдание. Мирмидонец снова опустился — нет, упал на землю, — и закрыл лицо руками.
До рассвета он пробыл в той роще, никем более не потревоженный.
Прошло еще немного времени, и его корабль уже покачивался на волнах, направляясь в сторону дома.
Глава 16
В Микенах царил душный, жаркий полдень, когда все живое стремилось скрыться от палящих лучей в спасительную тень камней и деревьев. По стенам не бегали юркие ящерицы, в воздухе не было слышно стрекота насекомых. Люди в поисках прохлады попрятались по домам, ремесленные лавки были по большей части закрыты, а улицы совершенно опустели. Только кучка ребятишек играла в придорожной пыли: дети легче переносили тягучий зной.
Такая погода, как ни странно, устраивала Клитемнестру, которая приказала запрячь колесницу и направилась к Герайону — святилищу богини неподалеку от города.
Колесницей правил хорошо сложенный, рослый возница, который также был личным охранником царицы. Еще один стражник ехал поодаль на крепкой лошадке светлой масти. Клитемнестра сочла, что для небольшой прогулки двоих людей достаточно. Ей хотелось уединения, которое стало бы решительно невозможным, возьми она с собой полноценную охрану.
Тяжелая колесница время от времени покачивалась на неровностях, но особых неудобств это не доставляло: дороги в Микенах и их окрестностях содержались в порядке. Царица стояла прямо и уверенно, привыкшая к подобной езде. Она получала от нее удовольствие, хотя солнце жгло немилосердно.
Заметив струйку пота между лопаток возницы, Клитемнестра позволила себе незаметную улыбку. Мужчина был молод и привлекателен, его мышцы казались очень крепкими, а кожа — гладкой. Царица даже на мгновение представила его на своем ложе, однако взяла себя в руки и выбросила эту мысль из головы.
Возле Герайона — небольшого святилища из светлого камня, — толпилась кучка людей в лохмотьях. Клиниас, второй из охранников, подстегнул коня и выдвинулся вперед. Он резко приказал беднякам разойтись, что те незамедлительно и сделали, бросая пугливые, настороженные взгляды на царскую колесницу.
Не обращая ни на кого внимания, Клитемнестра легко сошла на землю и проследовала в святилище. Охрана осталась у входа, следя за тем, чтобы никто в это время не приблизился к Герайону.
В храме царица возложила сверток с дарами у статуи богини Геры, поклонилась и плавным движением опустилась на колени. Они сразу же заныли от соприкосновения с твердым полом, однако Клитемнестра даже наедине с собой не дрогнула. В конце концов, и царям порой положено проявлять смирение.
Она не сводила глаз с бесстрастного лица богини. Царица не была склонна к излишней сентиментальности, однако сейчас ее душе недоставало покоя.
Понимает ли ее Гера, защитница материнства? Не гневается ли та, что всегда была хранила верность Зевсу?..
Она, Клитемнестра, уже дважды выступила против собственной семьи. Что, если богиня теперь откажет ей в покровительстве?..
Царица крайне редко ощущала раскаяние. И даже сейчас надеялась, что высшие силы, обитающие на Олимпе, поймут ее замысел. Боги славятся своей мстительностью и опрометчивыми поступками — чего же ожидать от смертных?
Клитемнестра отвела взгляд от статуи и со вздохом закрыла глаза. В последнее время она уставала чаще обычного.
Мягкосердечие Ореста разрушило планы царицы и заставило сосредоточить все усилия на младшем сыне, Эгисфе. Прежде она уделяла ему куда меньше внимания; ее всецело занимали царские обязанности. Эгисф рос баловнем и без особого рвения обучался наукам, которыми с раннего детства нагружали Ореста.
Младший в семье, он быстро увлекся едой и женщинами: ходили слухи, что на ложе Эгисфа побывали не только многие служанки, но и его собственная кормилица, все еще весьма привлекательная женщина.
Младшего сына Агамемнона трудно было представить царем. По мнению окружающих, он был хорош собой, да и только. Впрочем, дар красноречия у Эгисфа имелся — неудивительно, что девы легко становились жертвами его очарования. Однако он ни разу не возражал царственной матери, не ссорился с Орестом и сестрами, не выказывал интереса к происходящему в Микенах.
Клитемнестра надеялась, что легко сможет навязывать свою волю покорному сыну. Однако со временем она поняла, что затея не удалась.
Едва усевшись на трон, Эгисф преобразился. Куда-то девались тихий голос и рассеянный взгляд. В нем словно проснулся дух бурной деятельности. К удивлению Клитемнестры, младший сын неожиданно рьяно начал интересоваться всем происходящим в Микенах. Днем и ночью он выслушивал доклады царедворцев, посещал казармы и конюшни. Его волновали даже самые незначительные события. Царица задавалась вопросом: когда ее сын успевал спать? Эгисф начал проводить много времени с египтянином Ахомом в мегароне или личных покоях. Они подолгу что-то обсуждали, но никто не знал, что именно.