Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
Шрифт:
— Я знал женщин, конечно. Но в тот день ты меня смутила.
— Почему? — Гермиона вскинула брови. — У вас не приняты совместные купания с женщинами?
— Только между супругами или самыми близкими родственниками. В остальных случаях — нет, это неприлично.
— Да уж… Нам, критянам, не понять. А еще ты говорил, что микенские девушки в любую погоду носят закрытые одежды. Обнажаются в основном жрицы, и то не всегда.
— Это так, — Орест пожал плечами.
— Кажется, в Микенах слишком любят правила и статусы, отдаляясь от земли… от самой жизни! На Крите, все
— Если она не знатного рода, ее ждет публичная порка. Если же богата, придется немало заплатить. А с девушкой из царского рода сложнее, — он искоса посмотрел на Гермиону. — С ней будет разбираться сам правитель.
— Сурово, не находишь? В Микенах ужасно неудобные правила.
— Согласен. На Крите мне многие вещи кажутся более естественными, что ли. Я сравниваю наши обычаи, и ты определенно права.
— Возможно, Микены слишком много времени потратили на войны. Подчинив множество земель, ваш народ отстранился, чтобы продемонстрировать свое превосходство. Разве не так? Я часто слышала, что микенцы — надменные люди, уверенные в своем величии, а их обычаи порой странны и жестоки…
— Это, возможно, и правда, — Орест тяжело вздохнул. — Но мне неприятно выслушивать подобные речи о своей родине. Хотя… и возразить-то нечего.
— Прости, — царевна придвинулась вплотную и, словно извиняясь, погладила его ладонь.
— Все в порядке. Я ведь знаю, что в твоих словах есть истина…
— По крайней мере, ты совсем другой человек.
— И еще никогда так не был рад этому, как сегодня.
Дочь Идоменея не спешила убирать руку. Ее не заботило, как это может выглядеть в глазах окружающих. Гермионе нравилось прикасаться к Оресту, и она была рада, что он не сердится. Царевне вдруг захотелось обратить все в шутку, которая развеет опустившийся на них туман неловкости.
Она указала на свое пурпурное одеяние:
— По крайней мере, меня сегодня не сможет упрекнуть даже самая благопристойная микенка, верно? Я полдня готовилась к встрече с тобой! Оцени количество ткани! Полагаю, что моя внимательность заслуживает похвалы!
Они засмеялись одновременно.
— Ты отлично выглядишь, — легко согласился Орест. — Я восхищен.
И, немного помолчав, добавил:
— Тебе не надо щадить мои чувства. Мне кажется, на Крите я начал немного по-другому смотреть на жизнь. Знаешь, я бы хотел здесь остаться…
Гермиона не дала ему договорить:
— Так оставайся! Что тебе мешает?
Этот вопрос прозвучал против воли, обогнав голос разума; царевна почувствовала, что ее откровенность перешагнула незримую черту. Это было ужасно неловко… Однако нестерпимо хотелось услышать ответ.
Гермиона заглянула прямо в глаза микенца: в них читались удивление и радость. Вдруг выражение его лица резко изменилось, стало злым. Орест отпрянул от нее.
Пораженная этой переменой, Гермиона не успела ничего спросить,
Громадный кулак рассек воздух. Если бы не сноровка, Орест получил бы сокрушительный удар по голове. Однако он успел отскочить и, улучив момент, стукнул мирмидонца в живот. Это было все равно что атаковать бронзовый щит; кулак Ореста наткнулся на твердое сплетение мускулов. Неоптолем, рыча, вновь бросился в атаку.
Второй замах достиг цели: Орест почти увернулся, но кулак все же задел его скулу. От этого, казалось бы, незначительного удара царевичу показалось, что на него рухнуло бревно. Он едва устоял на ногах.
— Остановитесь! Неоптолем, прекрати! — закричала Гермиона, но мирмидонец был глух к любым призывам.
К счастью, он оказался не слишком проворным. Пока Неоптолем готовился к новой атаке, Орест успешно применил прием, которому обучился у старого Телефа — ударил ногой точно в коленную чашечку. Гигант взвыл и отступил, хромая. Но тут же широко расставил руки, явно собираясь применить захват. Вырваться из его тисков микенец уже точно бы не сумел.
Драке не суждено было продолжиться. Перед разъяренным Неоптолемом встали сразу двое — Дексий и Пилад. Им понадобилось всего несколько мгновений, чтобы добраться до места поединка и прикрыть Ореста.
Как бы ни был зол Неоптолем, он сумел оценить, что расклад сложился не в его пользу. Насмешливо захохотав, мирмидонец ткнул пальцем в бледного Ореста, сжавшего кулаки за спинами защитников:
— Что, трое на одного, недостойный сынок великого отца?.. Великие боги, да ты просто слабак! Выйди и дерись со мной, как подобает мужчине. Или ты — девица, которая боится подпортить смазливое личико?!
Насмешка подействовала: Орест с проклятием шагнул к Неоптолему. Однако Пилад сильной рукой схватил его за плечо и оттянул назад. Никто в пылу ссоры не заметил, как критская царевна решительно зашагала прочь.
— Оставьте нас, — сквозь зубы сказал Орест своим товарищам. Те отрицательно покачали головами. Пилад ответил спокойным, но твердым голосом:
— Это глупо. И может быть ловушкой.
— А ты кто такой, чтобы его выгораживать, страшила? — с усмешкой спросил мирмидонский царевич.
Пилад ничего не сказал, но поднял на гиганта обжигающе-ледяной взгляд. И Неоптолем внезапно почувствовал, как по шее и спине пробежали мурашки. В глазах покрытого шрамами мужчины читалось нечто, что заставило мирмидонца сжаться, почувствовать себя меньше и слабее.
Человек напротив был ниже, но что-то в его облике подсказывало, что он привык повелевать и мог заставить других слушаться. Более того, был очень, очень опасен… Неоптолем, несмотря на природную порывистость, следовал своему чутью и вовремя распознал угрозу. Так хищник признает более опытного и сильного соперника.
Пилад, уловив нерешительность мирмидонца и с ходу определив ее причину, снисходительно улыбнулся. Все еще не было сказано ни слова, однако Неоптолема словно окатили холодной водой.