Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
Шрифт:
— Тебе достанется прекрасный остров, царевна, — он улыбнулся. — Я чувствую себя здесь так хорошо, словно родился заново. Одиссей не зря расхваливал Крит.
— Ты знаком со стариком Одиссеем? Время от времени он заглядывает, чтобы обсудить с отцом торговые дела, да и просто поболтать о разном, — в глазах Гермионы мелькнула мечтательная дымка. — Царь Итаки рассказывал мне столько интересного… Когда удавалось его застать, конечно!
— Да, Одиссей — прекрасный сказитель. Мне даже посчастливилось плавать с ним вместе, когда я был ребенком. Жаль, что это продолжалось недолго.
Они немного помолчали. Орест почесал в затылке и, собравшись с духом, сказал:
— Извини за мое поведение. Для нас, микенцев, некоторые ваши обычаи могут показаться странными.
— В самом деле? Неужели тебе так редко доводилось видеть обнаженное тело, царевич? В Микенах принято укутывать женщин с ног до головы, чтобы из гусеницы ненароком не выпорхнула бабочка?
— Это не так.
— Тогда что же? Мой вид был тебе неприятен?
— Напротив, мне будет недоставать столь великолепного зрелища, — со смесью смущения и бравады в голосе ответил Орест.
Эта выходка вновь позабавила Гермиону, девушка прыснула в кулак. Дождавшись, пока ее веселье пройдет, микенец объяснил:
— Наши женщины обычно обнажаются лишь во время таинств. Жрицы носят одежду с глубоким вырезом, открывающим грудь, однако их плечи и ноги все равно спрятаны под одеяниями. В Микенах не принято демонстрировать тело каждому встречному — этого стараются избегать даже бедняки. А чем богаче человек, тем больше у него украшений и тем изысканнее одежда. Девушки стараются носить как можно больше всего, чтобы выглядеть прекраснее и загадочнее в глазах мужчин, а заодно показать себя выгодной партией… Хотя порой мне кажется, что ходить со всеми этими украшениями — сущая мука, особенно в жару.
— На Крите любят яркие краски, напоминающие о солнце, море и красоте природы, — Гермиона пожала плечами. — Но тканью и побрякушками мы себя обременяем сверх меры, только если речь идет о большом празднике. Теперь я понимаю причину твоего смущения, сын Агамемнона. Здесь нравы куда проще!
— Я уже не наследую престол Микен, поэтому могу без всякой предвзятости заявить, что ваши обычаи кажутся мне более… правильными. И это касается не только манеры одеваться.
— Вот как?
— Да, люди здесь ведут себя иначе. Ваши повадки, ремесло, неказистые на первый взгляд дома — все выглядит естественным, будто связано с самой природой. Кажется, даже солнце тут ближе к земле… Воздух упоительно сладок, селяне улыбчивы, а в прибрежных водах бурлит жизнь. Многое бы я отдал за то, чтобы остаться на Крите подольше!
Царевну уловила в словах Ореста нотки страсти. Этот молодой человек уже несколько раз за день сумел ее удивить. Гермиона размышляла: как ей следует ответить? Но мысли не шли. Она уселась на одном из больших прибрежных камней и потянулась рукой к наплечной сумке из кожи.
Орест наблюдал за тем, как она доставала сверток из листьев винограда и осторожно его разворачивала. Там оказались маленькие плоские лепешки темного цвета. Одну из них Гермиона протянула царевичу:
— Угощайся, если желаешь.
— Что это?
— Сушеные фиги. Не узнаешь? На Крите плоды выдерживают на солнце, а потом делают такие вот маленькие лепешки. Их заворачивают в виноградные листья, которые помогают дольше сохранять вкус. Это кушанье очень любят простолюдины, но мне оно тоже нравится. Часто беру с собой небольшой запас, когда куда-нибудь ухожу. Попробуй, это сытно.
Орест попробовал предложенную еду и удивился весьма недурному вкусу. Устроившись рядом с царевной на валуне, он принялся сосредоточенно жевать вместе с ней в молчании, которое можно даже было назвать миролюбивым.
Гермиона искоса поглядывала на микенца. Ранее она считала его надменным и самоуверенным, но то было впечатление, произведенное во дворце Идоменея. Теперь же царевна готова была признать — ее первоначальное мнение об Оресте наверняка было предвзятым. Вблизи царевича можно было даже назвать привлекательным.
Она с трудом подавила улыбку, когда в ее памяти вновь всплыло выражение лица микенца, когда он, жмурясь, старался не смотреть на обнаженное тело. В тот момент Орест выглядел беззащитным, будто даже моложе своих лет. Возможно, именно это позволило царевне взглянуть на него иначе.
Теперь она уже с интересом рассматривала профиль Ореста без какого-либо стеснения. А тот и не подозревал об этом: взгляд его серо-зеленых глаз не отрывался от волн, белыми барашками разбивающихся о берег. Гермиона почувствовала прилив любопытства — ей захотелось дотронуться до Ореста или даже накрутить его волосы на палец, наблюдая за реакцией.
Она выругала себя за эти мысли. Не положено царевне так себя вести. Тем более с микенцами.
Но дочь Идоменея все же нашла подходящий повод для потакания своим тайным желаниям. На плече Ореста она заметила продолговатые следы, словно от ударов палкой. Трудно было представить, что кто-то мог избить потомка одного из величайших царей на земле… Она поддалась порыву и провела кончиками пальцев по бледно-розовым ссадинам, едва касаясь кожи. Микенец вздрогнул и внимательно посмотрел на нее.
— Откуда это у тебя?
— А, всего лишь тренировки, — Орест ответил обычным тоном, словно не видел в следах от побоев ничего удивительного. Однако взгляда от царевны, без предупреждения прикоснувшейся к нему, не отводил. — Хочу стать сильнее. На Порфирусе меня пытались убить… И с тех пор я тренируюсь почти каждый день.
— Болит, наверное?
— Временами. Но я отношусь к этой боли как к напоминанию, что у меня хороший учитель, — Орест улыбнулся.
— Моя мать, когда была жива, увлекалась травами и мазями. Поэтому я тоже кое-что в них понимаю. Если нужно будет облегчить зуд и покраснение, обращайся.
— Спасибо. Я запомню.
Гермиона не отказала себе в удовольствии напоследок провести пальцами по его плечу до самого локтя. И тут же поспешно сказала, отвлекая его внимание:
— Должно быть, в тот день ты оказался в большой опасности.
— Да, неожиданное нападение было, — микенский царевич принялся отряхивать ладони и одежду от крошек. — К счастью, все обошлось, хотя моя жизнь и висела на волоске.
— Но ты справился с обидчиками? Это делает честь твоей воинской выучке!