Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
Шрифт:
Хотя в последние годы Микены не вели войн, Гермиона не обольщалась. Бесконечные сражения должны были рано или поздно обескровить самую могучую армию… Но придет день, когда микенцы снова посмотрят вокруг, увидят добычу и вновь окрасят в алый цвет свое оружие. Такими же были троянцы, покорившие в свое время многие земли по другую сторону моря. Такими были — и оставались, — тщеславные хетты с египтянами.
Хоть Троя пала, но пока существуют Хаттуса, Мемфис и Микены, покоя этому миру не видать. Любые торговые договоры, любые браки между наследниками соседних царств создавали лишь хрупкое подобие равновесия. Там, куда обращался взор
Дворец у Идоменея был большой, всем хватало места, и Гермиона нечасто сталкивалась с презренными микенцами. Иногда она чувствовала на себе пристальный, почти неприличный взгляд Ореста, если они где-то пересекались. Царевне испытывала от этого то неловкость, то раздражение. Однако иного повода обвинить себя в невежливости сын Агамемнона не давал.
Вообще, гости вели себя на удивление мирно для тщеславного и злого народа, образ которого она носила в своей душе. Тем не менее Гермиона была уверена, что это всего лишь налет благопристойности, который исчезнет при любом удобном случае.
В один из погожих вечеров, когда помощь во дворце не требовалась, а Идамант, ее маленький брат, уснул после игры в прятки, царевна вырвалась из роскошных покоев и решила немного поплавать в море. На конюшне ей быстро приготовили колесницу, запряженную могучим пегим жеребцом — Гермиона сама предпочитала править, не полагаясь на услуги возницы. Из Кносского дворца девушка направилась прямиком к берегу. До него можно было добраться и своим ходом, но поездка была привилегией, которой она охотно пользовалась как царская дочь.
Несмотря на свободные нравы Крита, даже здесь для женщин существовали нелепые запреты. Например, лишь мужчина мог править лошадьми. На царский род ограничения не распространялись, однако Гермиона все равно их не одобряла. Если она сядет на кносский трон и станет владычицей Крита до того, как возмужает Идамант, то пересмотрит этот нелепый обычай… И многие другие заодно.
Обычно в это время на побережье хватало людей. Критяне купались в нагретой за день воде, отдыхали на песке после трудового дня или, зайдя в море по колено, стирали одежду. Мальчишки со смехом бегали друг за другом, а некоторые пытались что-то найти под прибрежными камнями. Гермионе же хотелось немного тишины и покоя, а потому она направила колесницу к уединенной бухточке, надежно укрытой от ветра и посторонних глаз — ей пользовались только критские правители и приближенная к ним знать. Берег обустроили еще при отце Идоменея, и с тех пор туда регулярно подвозили белый песок, тщательно его выравнивая. Простолюдинам появляться в этом месте было запрещено, потому девушка рассчитывала поплавать вдали от чужих глаз.
Добравшись до берега, она сошла с колесницы, привязала лошадь к деревцу, торопливо скинула гиматий и сандалии, после чего легко побежала к белым барашкам волн впереди. Босыми ногами она чувствовала тепло песка, еще не успевшего остыть после жаркого полудня.
Погрузившись в воду, Гермиона ахнула от удовольствия. Царевна не стала задерживаться на одном месте, а поплыла в открытое море. Она великолепно плавала и гордилась этим.
Гермиона заплыла довольно далеко, затем сделала пару больших кругов, даже не запыхавшись. Когда дочь Идоменея наконец решила, что с нее довольно, и повернула обратно, то заметила в прозрачной воде большую тень.
Гермиона перепугалась: воображение услужливо подкинуло образ голодной акулы. Но тут над водной гладью показалась мужская голова, которая сделала глубокий вдох. Девушка успокоилась… и сразу вновь напряглась. Это не был Неоптолем или кто-либо еще, кто имел доступ к месту царского отдыха…
Затем царевна с негодованием узнала предводителя микенцев, гостившего в критском дворце.
— Прошу меня извинить, госпожа, — сказал тот, глядя в сторону. — Я не ожидал кого-то здесь встретить. Царь Идоменей любезно предложил воспользоваться этим местом для купаний…
— Думаю, оно пришлось тебе весьма по душе, царевич Орест, — не скрывая прохлады в голосе, ответила Гермиона.
В ней боролись противоречивые желания. Поскорее выйти из воды? Или плыть обратно в открытое море? Что угодно, лишь бы не вести бесед с непрошеным соседом.
— Я действительно в восторге, и не только от этого залива. Мне очень нравится Крит… — тут набежала волна и Ореста накрыло с головой.
Вынырнув, юноша закашлялся соленой водой.
— Может, поговорим на берегу?
Гермиона едва не застонала: отказывать гостю, наследнику царских кровей, не подобало. Отец расстроится, если она оскорбит микенца… Поэтому пришлось согласиться:
— Тогда поплыли. Догоняй! — с ноткой высокомерия скомандовала она и устремилась к берегу ловко, словно дельфин. Орест сразу же направился следом, но вскоре оказался далеко позади. Критская царевна явно чувствовала себя в воде куда увереннее.
Орест изумился, когда доплыл до мелководья — Гермиона уже выбралась на сушу. Микенца вдруг накрыло странное чувство, когда он разглядел ее обнаженной: это была высокая, стройная девушка, с узкими бедрами и крепкими ягодицами. Конечно, Оресту не в новинку была женская нагота: на родине ему не раз случалось предаваться любовным утехам со служанками в покоях дворца. Но в Львином городе не было обычая расхаживать друг перед другом голыми. Здесь же… перед ним стояла царевна Крита без единого клочка одежды! Он вдруг осознал это и выбранил себя последними словами за предложение выйти на берег.
Тем временем Гермиона обернулась, одной рукой отжимая мокрые волосы, и взглянула на микенца; Орест совершенно растерялся. Не представляя, как отреагировать, он сделал единственно верный, по его мнению, поступок — крепко зажмурился.
— Видимо, говорить ты умеешь лучше, чем плавать, сын Агамемнона! — ехидно заметила критянка. Тут она обратила внимание, что Орест застыл в воде по пояс, совершенно смущенный. — Что-то не так?
— Мне кажется, тебе стоит одеться, царевна, — негромко произнес Орест, не открывая глаз.
Гермиона расхохоталась:
— Ах, вот оно как? Мне стоит пощадить твою стыдливость? Но если я надену гиматий прямо сейчас, он намокнет… Ну, хорошо, — продолжила она уже серьезнее, — немного влажной ткани на теле я уж как-нибудь переживу.
Вернувшись к колеснице, царевна прикрыла наготу. И крикнула Оресту, все еще послушно стоящему в воде:
— Вот и все! Вылезай, не стесняйся.
Орест неуклюже выбрался на берег и побрел к собственным вещам, лежащим между двух больших валунов. Он с трудом удерживался от желания перейти на бег. И лишь одевшись, микенец почувствовал, как к нему возвращается былая уверенность. Орест перевел взгляд на Гермиону. Как и предполагала девушка, гиматий в самом деле намок и плотно обтянул ее фигуру. Но сокровенное оставалось прикрытым, так что Орест более не испытывал неловкости.