Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
Шрифт:
Порфирус подчинялся Микенам и исправно платил положенную дань. Торговцы и путешественники из Львиного города время от времени заглядывали на этот остров. И все же это был чужой берег. Родные Оресту стены остались позади, и в безопасности здесь он не был — сегодняшний день столкнул царевича с суровой реальностью.
— Друг мой! — взмокший Леарх, переведя дыхание, подошел к Оресту и по-отечески положил руки тому на плечи. — Какую ужасную новость сообщил твой посланник! Надеюсь, ты не сильно пострадал?
— Я в порядке, владыка.
Эти слова поразили Леарха, словно удар щитом. Его спокойствие и радушие пошатнулись: губы царя дрогнули, а сам он словно стал ниже ростом.
История покорения Порфируса была хорошо известна. Старый Атрей, дед Ореста, однажды послал представителей на Пурпурный остров, требуя от того подчинения. Но их перебили на месте. Порфирус не собирался вставать на колени перед Львиным городом. Здесь надеялись на сплоченность островных царств и поддержку со стороны Крита…
Схеней заявил последнему из выживших микенских послов:
«Ваша дерзость не знает границ. Вы мечтаете о едином царстве от Айгиптоса до Хаттусы, но вам не хватает кораблей, чтобы владычествовать на море. И теперь вы, микенцы, смеете навязывать «союз», который отнимет свободу у Порфируса? Не бывать этому, пока я жив! Когда вернешься домой, передай Атрею, что мой народ не нуждается в указаниях надменных чужеземцев!»
Посла выпороли и с позором отправили обратно.
Ответ микенцев не заставил себя ждать. И он оказался куда более устрашающим, чем Схеней себе представлял.
Атрей немедленно заключил союз с Пилосоми заполучил в свое владение множество превосходных кораблей. А критский трон тем временем занял юный Идоменей — честолюбивый и гордый властитель, у которого с Атреем нашлось немало общего. Новый царь охотно согласился объединиться с Микенами против растущей мощи Трои.
Узнав об этом, владыка Пурпурного острова понял, что ему несдобровать, ведь злопамятный микенец уж точно не забыл о строптивости Порфируса… Но Схеней не успел что-либо предпринять. Да и не смог бы.
Боевые галеры Микен и Пилоса, Крита и Родоса, плывущие в едином строю, одним лишь видом гасили поползновения островных царьков к какому-либо сопротивлению. Могучий флот высадился в бухтах Порфируса сразу с трех сторон. Вскоре корабли Пурпурного острова, мирно стоявшие на берегу, запылали огнем.
Атрей в сопровождении трех сотен воинов вошел в мегарон дворца. Никто не пытался ему сопротивляться: защитники Порфируса даже не обнажили клинки. Все было ясно без слов.
Царь Микен обратился к повелителю острова, не скрывая насмешки:
— Судьба твоей семьи и всех жителей острова, Схеней, находится в моих руках. Но я не хочу вершить суда без особой нужды. Твоя жизнь станет достаточной ценой для спасения остальных. Будешь ли ты упорствовать, обрекая свое царство на гибель?..
Схеней встал. Горе согнуло плечи владыки, руки его дрожали. Он проиграл, проиграл без боя… И понимал это с ужасающей ясностью.
— Клянешься ли ты при собственных воинах, что сохранишь жизнь моей семье и моему народу? — обратился он к Атрею.
— Клянусь богами Олимпа, — коротко ответил тот.
Царь Порфируса, не говоря более ни слова, вытащил из-за пояса тонкий кинжал и одним точным ударом всадил его себе в грудь. Обмякнув, подобно кукле, тело Схенея осело на ступени у подножия трона.
Воцарилось жуткое молчание. Атрей повернулся к съежившемуся у трона царевичу Леарху, тогда еще совсем молодому и стройному. Взгляд микенского владыки заставил того затрепетать от дурного предчувствия.
— Кажется, теперь ты здесь главный? Что ж, я обещал сохранить жизнь семье Схенея… Но какой она будет, мы не договаривались! Ты можешь либо подчиниться и править этой землей, либо влачить жизнь изгнанника. Выбор за тобой, парнишка.
Леарх бросил на бездыханное тело быстрый взгляд. Ему было жаль отца… Но Схеней оказался недальновидным правителем: не смог вовремя разглядеть угрозу и рассчитать силы. Все могло окончиться гораздо хуже. Позже он, Леарх, воздаст погибшему владыке всевозможные почести, но сейчас было не до горевания…
— Я буду верен Микенам, царь Атрей. Позволь мне отправить отца в чертоги мертвых и обсудить с тобой условия мирного договора. Поверь, я не собираюсь подражать безрассудному Схенею. Увы, он не прислушивался к голосу разума за что и поплатился!
Атрей кивнул. Они поняли друг друга.
Но тут их разговор прервал крик ярости, раздавшийся позади микенского правителя. Атрей, опытнейший воин, отреагировал без колебаний: отступил в сторону и встретил атакующего ударом кулака в лицо. Никто даже не успел обнажить клинка. Ноги противника подкосились, он рухнул на каменный пол; к своему ужасу, Леарх признал в нем младшего брата — одиннадцатилетнего Никандра. Подросток, корчась от боли, с ненавистью смотрел на Атрея.
Леарх застонал от отчаяния. Какая глупость!.. Что, если микенец решит взять свои слова обратно? Даже если гнев царя падет на одного Никандра, наблюдать за тем, как брата казнят, Леарху вовсе не хотелось.
— Подлый убийца! — закричал Никандр, с трудом поднимаясь на колени. Кровь обильно текла из его носа и губ, разбитых могучей рукой микенского владыки.
Атрей покачал головой; в его глазах не было злости, только сожаление:
— Твоего отца погубила лишь самонадеянность. Я дал слово и отрекаться от него не собираюсь… Но ты, сопляк, никак не можешь смириться с неизбежным. Глупость и упрямство наказуемы.
Он махнул рукой, и несколько рослых солдат окружили мальчика. Тот замер, не решаясь окончательно встать на ноги.