Дети Аллаха
Шрифт:
– А ну стой! – окликнули его.
Самир остановился, ему стало холодно, как тогда на кладбище, под изрыгающим жар небом.
Ледяное дуновение он вновь ощутил сегодня, когда пошел туда, где раньше стоял их дом, где погибли мама и сестра и остались только уродливые развалины и дыра в земле. Со дня похорон Самир избегал этого места, но после того, как проворочался две ночи без сна, слушая, как тихо плачут женщины в других «комнатах» старой трапезной, он принял решение.
– Ты кто такой? Чего надо? – спросил автоматчик, выбравшийся
– Мир вам, уважаемый, – Самир поклонился. – У меня дела в Белой мечети.
Если хочешь стать сильным, то обратись к тем, кто этой силой владеет, не трать время на тех, кто погружен в умные книги, а сам не в состоянии защитить ни себя, ни близких!
– Да? – обладатель черной бейсболки недоверчиво склонил голову набок, рядом с ним появился второй боец, постарше, с бородой, пухлыми губами и шрамом под глазом.
Самир стоял, глядя на них, и ему было очень страшно. Он знал, что его могут не прогнать, а застрелить прямо здесь, если решат, что он враг или шпион, и что ничего им за это не будет.
Но еще больший страх он чувствовал утром, когда медлил над ямой, которую оставила бомба, кинутая единоверцами с Запада, и держал снятый с шеи кипарисовый крестик.
Одно движение – и он больше не христианин.
Брось крохотный предмет на шнурке, и ты станешь чужим для людей, среди которых вырос, которые помогали тебе, учили тебя и оберегали тебя… все так просто. Откажись от веры отца и матери… ради того, чтобы отомстить за отца с матерью, почувствовать себя любящим сыном, настоящим мужчиной.
Самир понимал, что это выглядит предательством.
– В мечети? – Тот, что со шрамом, улыбнулся. – Что ты там забыл, расскажи нам? Сокровища халифа Харуна аль-Рашида?
Легенду о том, что в одной из старых мечетей города спрятан клад, Самир слышал.
– Ну, нет… – сказал он.
Рассказывать этим двоим о цели визита глупо – они, скорее всего, посмеются.
– Тогда что? – дуло автомата оказалось нацелено на Самира, тот, что со шрамом, подошел ближе, стал ощутим запах жареной требухи. – А ну, подними руки! Быстро!
Самир исполнил приказ, закрыл глаза, ему вспомнился момент, когда он все же собрался с духом, и выкинул крест, швырнул его в темную холодную яму, словно вместе с ним избавляясь от болезненных воспоминаний о тех, кого больше нет и не будет никогда, от боли и горя.
В тот момент страх ушел, на смену ему явилась стальная, твердая решимость.
Сейчас же он подумал, что согрешил, и может быть наказан на месте – его пристрелят, и привяжут тело к столбу для казненных, а на грудь повесят табличку с надписью «Предатель».
Его хлопнули по карманам джинсов, чужие руки поползли ниже, проверяя, не спрятано ли чего-нибудь в брючинах. Что-то холодное коснулось пупка, и двинулось вверх – автоматчик подцепил майку стволом и поднял ее.
– Хм, креста
– Может быть, спустим с него штаны, убедимся, обрезан ли он? – предложил тот, что со шрамом.
Самир вздрогнул, представив такое унижение… и то, что за ним последует.
– Велик Аллах над нами! – воскликнул первый из бойцов. – Ты с ума сошел? Шевели конечностями, пацан!
Самир вздохнул, ощущая, как судорога отпускает его грудь, заторопился вперед. Если надо, то он пройдет через что угодно, победит кого нужно и отомстит, кому необходимо – так он решил сегодня утром, и от решения не отступит, даже если небо обрушится на землю.
Блокпост остался позади, потянулись улицы Белого квартала, что мало отличался от Рыночного, и даже от Крепостного – те же дома из камня и глины, магазинчики и мастерские, мужчины за кальяном в чайхане, разложенные на столе нарды, лотки с безделушками и обувью, тележки бродячих торговцев, тутовые деревья на перекрестках, кошки на заборах, запахи чеснока и табака.
Разве что женщины носили хиджабы, да всюду – изречения из Корана на вывесках, некоторые наверняка изготовил тот же Валид-хаджи: «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!» или «Хвала Аллаху – Господу обитателей миров!».
Самир никогда не бывал здесь, но он шел, ориентируясь на два минарета Белой мечети – они возносились над остальными зданиями как два столба ослепительно-белого пламени, острия башен таяли в прозрачно-голубом небе.
Свернул не там, оказался в тупике, но потом нашел верную дорогу.
Разминулся с патрулем из троих вооруженных «Детей Аллаха», и оказался у одного из входов во двор мечети. И тут вынужден был отступить, давая дорогу погребальной процессии – покойник лежал на носилках без положенного савана и белых лент, серело молодое лицо, бородка, пятна крови на одежде, за ним шли воющие женщины в черных одеждах, мрачные мужчины.
Понятно, шахид, один из тех, кто погиб в бою – такого предают земле прямо так, не смывая крови мученичества.
Женщины остановились, забормотали молитву, мужчины потащили носилки дальше – в сторону кайсанитского кладбища. Оно, как знал Самир, находилось на границе с Черным кварталом.
Он подождал еще немного, а затем с трепещущим сердцем вступил во двор мечети.
Здешний имам был очень высок и сутул, голову его венчал зеленый тюрбан, а на запястье на цепочке висела рука Фатимы – крошечная женская ладошка из серебра. Слушал он Самира, покусывая нижнюю губу, и выглядел не подозрительным, а равнодушным.
Вчера Самир целый день провел в табачной лавке у Рахима, и исподволь расспрашивал того, какие нравы царят у кайсанитов, у «Детей Аллаха», и о том, как там относятся к новообращенным. Горбатый торговец рассказал, наверное, все, что знал, упомянул, что бойцы моджахедам, верящим в четырех имамов, нужны постоянно, и что они рекрутируют молодежь не только в своем квартале.