Дети Аллаха
Шрифт:
– Клянусь я местом заката звезд, – пробормотал имам, когда Самир замолчал. – Готов ли ты произнести шахаду? Знаешь ли ты, какие обязанности будут наложены на тебя после этого – пятикратная молитва, закят, пост в должный срок, паломничество?
Неужели все так просто?
Тревога и неуверенность исчезли, сменились радостью, но та выглядела какой-то поверхностной, неестественной, словно он убедил себя в том, что испытывает ее, а не испытал на самом деле.
– Да, – сказал Самир. – Но я не один…
На самом деле он Ильяса еще не уговорил, даже не сказал ему о собственных планах, но они ведь семья, и младший всегда должен следовать за старшим, и он не сможет отказаться!
– Он тоже готов принять Закон?
– Э… да… – и Самир истово закивал: он говорит правду, так и есть, так и есть. – Конечно, а как же…
– Ты знаешь кого-нибудь из правоверных? – поинтересовался имам, подняв бровь. – Не то, чтобы это обязательно, но может быть, мне понадобится расспросить этого человека, узнать больше о тебе и твоем брате.
«Вот тебе раз», – подумал Самир.
– Да, знаю… – сказал он, чувствуя, как холодок расползается по внутренностям. – Наджиба…
Во второй раз соврать оказалось легче, чем в первый, хотя эта ложь выглядела более опасной: если сутулый в тюрбане вправду отправится к командиру «Детей Аллаха» и спросит о братьях Абд-аль-Малак, то быстро выяснится, что все знакомство – две встречи на улице.
– Клянусь местом заката звезд, – имам нахмурился, погладил себя по подбородку. – Этого достаточно. Когда вы с братом будете готовы, то приходите прямо сюда, ко мне…
– Да, уважаемый, да, – и Самир поклонился, на этот раз испытывая искреннюю, настоящую, неподдельную радость.
Глава 12
Ильяс смотрел на брата, вытаращив глаза так, словно видел его первый раз в жизни, и будто вовсе не моргал. Они сидели в тени ограды, в дальнем конце кладбища, где никто не мог им помешать, и Самир рассказывал, что именно он узнал и сделал вчера.
Речь его лилась гладко, внутри пузырилось ликование – он, добился, сделал!
– Но ведь они сожгли церковь! – воскликнул Ильяс, когда Самир наконец замолчал.
– Да, но они нам не враги, – отозвался тот. – Разве они убили маму и сестренку?
Насчет отца у него имелись подозрения, но о них Самир решил промолчать – нечего говорить, если сам не уверен.
– Ну, я же… – Ильяс смутился, на это он не знал, что возразить. – Но что тогда? Если мы поступим, как ты хочешь, то нам придется отсюда уйти? Где мы будем жить? Что есть?
– Там поддерживают своих еще лучше, чем у нас. Нам дадут оружие, представь! Нас научат не бояться! – воскликнул Самир, и в этот момент он верил каждому слову. – Тебе не надоело трястись от страха?
Как вообще можно сомневаться, если с одной стороны – покорные, жалкие люди, боящиеся даже поднять голову, способные лишь молиться и ныть, а с другой – отважные и умелые бойцы, готовые схватиться с кем угодно, которых уважают все, даже те, кто не одной с ними веры?
Стоило только вспомнить похороны или то, что он видел, когда их вытащили из-под развалин, – два покрытых тканью тела, ноги в носках с покемонами – как руки сами сжимались в кулаки, сердце наполнялось ненавистью, корежило от желания стиснуть горло того, кто это совершил!
– Ну я же… Оно само… – забормотал Ильяс.
– Само? Вот, смотри! – и Самир задрал майку, показывая, что на нем нет креста.
Ильяс отшатнулся, оттопыренные уши его порозовели, челюсть на самом деле отвисла, глаза стали размером с апельсины.
– Нет!! Как?! – закричал он. – Брат?!
– Да, я сделал это, – проговорил Самир с показной гордостью, хотя ощущал в этот момент скорее неуверенность: может быть, он погорячился, может оно не стоило того. – Что в нем толку, если он помешает нам с тобой отомстить? Ведь ты со мной, ты мне брат?
– Нет, нет, я не могу пойти на такое! Упаси Господь! – Ильяс вскочил, будто вовсе собрался убежать. – Его же папа с мамой на меня повесили! Это же!.. Он же настоящий! Неужели ты не понимаешь?!
– То есть ты бросишь меня?
– Это ты бросаешь меня! Всех нас! Память о родителях! Я тебя… я тебя ударю! – Он плакал, уже не стесняясь, подпрыгивал на месте, маленький, тощий, с длинными руками, но зрелище это не смешило Самира, не удивляло, оно вызывало у него боль.
Подсердечную, тянущую, словно от воткнутого под ребра ножа.
– Вот тебе раз, – сказал он, опуская майку. – Ну что же, я думал, мы всегда…
– Это ты захотел бросить всех! Ты поругался с отцом Григорием! Зачем?! Зачем?! Вернись, брат! – Ильяс и в самом деле замахнулся, точно для удара, но в следующий момент опустил руку. – Я тебя прошу-у… Не уходи-и… Нет! Нет! Что ты делаешь? Пожа-алуйста!
Самир встал, отряхнул штаны.
– Пойдем, – сказал он. – Скоро стемнеет.
Ильяс всхлипнул еще несколько раз, сгорбился и пошел за старшим братом. Проходя мимо могилы родителей и сестры, он перекрестился, бросил на Самира полный надежды взгляд.
Кладбище осталось за спиной, показался остов горелой церкви.
Едва пожар закончился, отец Григорий объявил, что все равно будет служить внутри, что они должны отремонтировать здание, собрать для этого деньги, продать все, если нужно… На недовольный ропот он не обратил внимания, и тут же, не дожидаясь утра, полез в дымящиеся руины – спасать иконы и богослужебную утварь.
С тех пор каждый день он без сна и отдыха возился на пожарище, стараясь придать тому, что осталось, видимость храма.