Дети Атлантиды

Сигел Ян

Ферн проснулась, чувствуя, как по лбу градом катится пот. Она решила, что гром настоящий, что он ее и разбудил, но вокруг все было тихо. Затем она услышала легкие шаги — кто-то шел к лестнице. Сопения не было, значит, это не был незваный гость. Она открыла дверь и выглянула наружу.

Это был Уилл. Она тихонько позвала его, но он не откликнулся. Когда он повернулся, чтобы спуститься по лестнице, она увидела, что глаза его закрыты. Как раз после смерти матери у Уилла обнаружилась склонность к лунатизму, но это продолжалось недолго, и Ферн думала, что он вылечился. Ферн пошла за братом, зная, что его нельзя будить. Она решила при первой же возможности

вернуть его в спальню и уложить в постель. На повороте лестницы Ферн остановилась. В холле должно было быть темно, но на этот раз по полу светилась тонкая полоска, по которой, как по дорожке, и двинулся Уилл. Это не был слабый свет электричества, это было бледное, холодное сияние, подобное лунному свету, оно бежало от двери гостиной к началу лестницы, где сразу обрывалось. В гостиной, казалось, кто-то разговаривал. Ферн шепнула: «Уилл!» Но она опоздала. Брат уже вошел в приоткрытую дверь.

Ферн спустилась еще на несколько ступенек, стараясь не шуметь, уговаривая себя не поддаваться панике, хотя паника уже охватила все ее существо. Что-то более глубокое, чем инстинкт, подсказывало ей: вот она, граница, за которой прячется опасность, которая гораздо ужасней, чем комната Элайсон или незваный гость, не оставляющий следов.

Очень осторожно Ферн подошла к двери. Здесь уже можно было различить голоса. Женский — очевидно, голос Элайсон — звучал ниже тоном и очень жестко. И другой — серый, бездушный, хриплый и очень низкий. А между ними монотонный голос Уилла, который отвечал на какие-то вопросы.

Ферн охватило чувство, которое было сильнее страха, сильнее любопытства. Согнувшись как можно ниже, она пробралась в гостиную, прячась в длинной тени от спинки высокого кресла. Почти распластавшись по полу, она заползла за кресло и наконец увидела, что происходит в комнате.

В середине гостиной полыхало бездымное, бело-голубое пламя, плюющееся злобными искрами, которые гасли в обивке мягкой мебели. Ковер, свернутый в рулон, был отодвинут в сторону. На полу была начерчена пентаграмма с кругом и какими-то символами в середине. Откуда-то веяло холодом, то ли от белого огня, то ли от линий на полу. Элайсон стояла около пентаграммы, красное платье так облегало ее худое тело, что грудь и бедра казались обнаженными. Внутри круга стоял Уилл, глаза его все так же были закрыты. Рядом с огнем, на постаменте, находился источник серого голоса. Идол. Ферн видела движение каменных губ и блеск широко открытых глаз. Разум отказывался в это верить, это были шутки зрения и слуха, но хотя рассудок сопротивлялся увиденному, в гостиной ничего не менялось. Потрясение было настолько велико, что только спустя несколько минут Ферн стала прислушиваться к смыслу разговора.

— Вы пытались войти в мою комнату? — спрашивала Элайсон.

— Да, — отвечал Уилл.

Ферн окаменела, ей казалось, что ее ноги приросли к полу.

— Вы открывали дверь?

— Нет.

— Почему нет?

— Она была заперта, она ужалила мне руку.

— Он ничего не знает, — сказал идол. — Ты напрасно тратишь время.

— Я должна быть уверена. — Элайсон нервно ходила взад-вперед, платье взвивалось вокруг ее ног.

— Твоя сестра тоже пыталась войти?

Уилл утвердительно кивнул головой.

— И с тем же результатом? Хорошо. Это будет вам уроком на будущее.

— Он спит, — сказал идол. — Ты просто развлекаешься.

— А что скажешь насчет ключа? — продолжала Элайсон. — Вы его нашли?

Уилл, казалось, удивился:

— Что за ключ?

— Какой

ключ вы искали?

— Мы искали ключ к шахматной доске, которая лежит на чердаке, — быстро ответил Уилл, — и ключ к секретеру дедушки Нэда.

Сидя в своем тайнике, Ферн поняла, что они чуть не попали в ловушку. Если бы Элайсон поставила вопрос по-другому…

— А что вы хотите там найти?

— Сокровища, — помедлив, ответил Уилл.

— Какие сокровища?

— Сокровища дедушки Нэда, которые он привез из своих путешествий.

«Думай о дублонах, — молила Ферн, — о шимпанзе и павлинах, о драгоценных камнях. Не думай об Атлантиде».

— Пиратские сокровища.

— Отпусти дурачка, — сказал идол. — Этот ребенок начитался сказочек. Отправь его в кровать.

— Так и быть, — Элайсон взмахнула рукой. — Иди к себе в комнату, засни, утром ничего не вспомнишь.

Уилл вышел из круга и двинулся из гостиной к холлу. Ферн осталась на месте. Ей стало немного легче, она перестала дрожать. Только бы никто не увидел ее за креслом!

— Теперь — девчонка, — сказала Элайсон.

— Нет.

— Почему? Она очень хитрая и сообразительная. Ты думаешь, я не смогу ею управлять? Подростком? Я проникну в ее мозги, как в мягкую глину, я все доконца вытащу из ее сознания, я…

— Нет, — резко остановил ее идол. — Она в опасном возрасте. Если у нее есть Дар, то именно сейчас он может обнаружиться. Поставишь ее в круг, и прикосновение силы возбудит в ней то, что нам во все не нужно. Ты хочешь ее погубить?

Элайсон нетерпеливо дернула головой.

— Дар теперь редко дается. Теперь осталось совсем немного людей, которые им владеют.

— Наоборот. Семена Атлантиды рассеялись по миру. Многие смертные проживают свои жизни в неведении, они не догадываются, какая сила дремлет в них. Современный человек ограничен собственным цинизмом. Не будь тем, кто откроет девочке все ее возможности.

— Она прикасалась к картине, — настаивала Элайсон, — а теперь лошадь исчезла. Я должна расспросить ее.

— Лошадь была на месте после того, как она прикасалась к картине, — сказал идол, — и она не входила в твою комнату. Ты сама виновата. Забудь об этом. Мы здесь не для того, чтобы разгонять ветер. То, к чему ты стремишься, — это уродство.

— Я потратила двести лет, чтобы поймать его, — разозлилась Элайсон. — И не дам ему так легко сбежать! — Она обернулась лицом к пентаграмме и подняла руку, выкрикивая слова на языке, который Ферн никогда в жизни не слышала. Звуки были чистыми и холодными, как лед. Линии пентаграммы поднялись с пола к руке Элайсон, свернувшись в конус, затем в цилиндрическую колонну крутящегося сияния. В середине цилиндра образовались очертания лошади, зыбкие, просвечивающие, как туман. Это была лошадь с картины. Ферн увидела хвост, дымом вьющийся у ее задних ног, а затем странную выпуклость над ее лбом. Выпуклость росла, достигла высоты трех-четырех дюймов и превратилась в рог.

Ритм заклинаний спутался на губах Элайсон, создание в светящемся цилиндре встало на дыбы и стало вырываться, ржание лошади сотрясало дом.

— Освободи его! — приказал идол. — Ты ломаешь круг. Освободи его!

Голова Элайсон дернулась вперед, полыхнул свет, и призрак стал исчезать. Светящиеся искры посыпались на пол. Очертания лошади растаяли в воздухе.

— Возьми себя в руки, — взмолился идол, однако в его скрежещущем голосе была слышна угроза. Ты по мелочам растрачиваешь силы, без которых мы не можем обойтись. Время уносится. Продолжай спрашивать.