Дети Безымянного
Шрифт:
— Я могу сделать кое-что получше, — воодушевилась она. — Я расскажу всем, как жестоко я ошибалась на твой счёт, и как ты спас всех нас! Если ты вернёшь людей к жизни, я прокричу это со ступеней самогo великого собора! Я объявлю тебя героем, и…
— Нет, — отрезал Давриел. Он оставил картину в покое и подошёл к её стулу, вновь нависнув над ней. — Нет. Все должны считать, что во мне нет ничего особенного. Просто очередной мелкий и жалкий лордишка, заявивший права на бесполезный кусок земли, до которого никому нет дела. Прощелыга, недостойный внимания. Ничего необычного. Совершенно
Она медленно кивнула.
— А пока что, — добавил он, поднимая руку, — мне придётся позаимствовать твою способность чувствовать и заякоривать духов.
— Я охотно отдам её тебе, — сказала она, прикоснувшись к его руке своей морщинистой ладонью.
— Будет больно, — предупредил он. — У нас с тобой… разные натуры. И ты на какое-то время лишишься возможности пользоваться своим даром. Может быть, даже на целый день.
— Так тому и быть.
Он стиснул зубы и проник в её разум, почувствовав, как остриё боли одновременно пронзает его собственный череп. Адское пламя, да эта женщина просто источала мощь. Он не видел её мыслей, но его, как обычно, влекло к силе. Энергии внутри неё, сиянию дара, могущества, магии.
Он вырвал её, морщась от ужасного ощущения. У него появилось новое заклинание, трепещущее и яркое: то, что позволяло отслеживать перемещение призраков, и — если потребуется — насильно удерживать их в осязаемой форме.
Приоресса безвольно обмякла на стуле. Он держал её за руку, не давая сползти на пол. Она действительно была крепкой старой легавой, и он — до определённой степени — признавал важность её работы. Людям было нужно что-то, во что можно верить. Что-то, что подарит им утешение и не позволит суровым реалиям человеческого бытия сокрушить их.
Правда — опасная вещь, и лучше оставить её тем, кто представляет, как ею пользоваться.
Наконец, приоресса пришла в себя и сжала его руку в знак благодарности за то, что поддержал её. Он коротко кивнул и повернулся, чтобы уйти, ощущая — до сих пор — острую иглу боли в своём мозгу.
— Итак, тебя вынудили действовать, — раздался за спиной голос приорессы, — но ты, похоже, всё так же безразличен. Что же должно случиться, Грейстоун? Чтобы ты по-настоящему начал переживать? Трупы. Смерть. Воспоминания.
— Не спрашивай, — ответил он, выходя в коридор. — Поверь, эти края ещё не готовы к той версии меня, которая переживает о чём-то, кроме пропущенного послеобеденного сна.
Конец второй части.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА XII. ТАСЕНДА
Разговоры, которые Тасенде доводилось слышать о Зеленштайне, были очень странными и противоречивыми. Селяне готовы были славить Безымянного Ангела за этот бесценный дар Подступам. Они, похоже, по-настоящему гордились своей реликвией, которая успокаивала души последователей церкви, не давая им восставать в виде гейстов или иных нечистых созданий.
Но она также не давала их душам вернуться в Топь. И потому, хотя жители Подступов и гордились благодатью Ангела, многие из них отказались переходить в лоно церкви. Тасенда понимала их. Зеленштайн был изумительным благом — но он напоминал подаренного вола, когда у тебя нет телеги, чтобы тащить её, или поля, чтобы
Она и представить не могла, что столь ценную вещь будут прятать в катакомбах. Ром вёл её вниз по узкой винтовой лестнице, высвечивая фонарём древние камни, истёртые не ветром или дождём, но ногами людей, изо дня в день проходивших здесь бесконечной вереницей. Воздух стал холодным, сырым, и вскоре они вступили в царство корней, земляных червей и прочих незрячих тварей. На самом дне не оказалось никакой двери — лишь странное каменное панно, изображающее летящих ангелов.
Ром надавил на определённый участок камня, — маленькую выпуклость, замаскированную под голову ангела, — и тот погрузился в толщу. Какой-то древний механизм отодвинул камень в сторону, открыв проход. Его нельзя было считать настоящей преградой, — любой, потратив достаточно времени, наверняка нашёл бы часть, на которую нужно нажимать, — но он служил напоминанием. Даже в столь священном месте, хранилище артефакта, предназначенного усмирять духов, было разумно отгородиться от своих мертвецов запертой дверью.
Они прошли через отверстие и оказались в катакомбах — существовавших задолго до приората в его нынешнем виде. Тасенда ожидала увидеть черепа, но её взору предстала лишь сеть узких коридоров. Стены были выложены рядами неровных шестиугольных камней, около трёх ладоней в ширину. Многие из них несли на себе символ Безымянного Ангела.
— Никаких костей? — удивлённо спросила она, когда Ром повёл её направо.
— Не-а, — отозвался он. — Здесь не любят выставлять мёртвые тела напоказ. Эти люди заслужили покой, а не любопытные взгляды зевак. Те камни на стенах можно вынуть, и за каждым будет длинное углубление, выдолбленное в стене. Мы кладём тело на доску, заталкиваем внутрь и запечатываем.
Тасенда молча кивнула, следуя за ним.
— Здесь просто уйма места, — продолжил Ром. — Тот, кто построил эти катакомбы, позаботился, чтобы мертвецам здесь было просторно. Но твои люди нечасто соглашаются быть похороненными здесь, как подобает.
— Мы..., — но что она могла ответить? Это было чистой правдой. — Топь — наше наследие. Мне жаль.
— Твои люди, — сказал он, — мечутся между двумя религиями. Я думаю, вы пытаетесь исповедовать сразу обе. Терпите священников, когда те наведываются к вам, но потом всё равно отдаёте вашу истинную преданность Топи. Знаю, приорессе это не по душе, но кто я такой, чтобы в чём-то вас упрекать? Можно сказать, я и сам поклонялся двум богам. Большую часть жизни меня вело упоение охотой — а вовсе никакая не добродетель.
Он провёл её по изогнутому туннелю, затем прикоснулся ладонью к изображению, выгравированному на одной из гробниц. Воздетые крылья, символ Безымянного Ангела. Такой же сейчас висел на запястье Тасенды, прямо над зажатой в руке виолой.
— Я слышал об этой вашей Топи, — заметил Ром, — ещё до того, как попал сюда. Так что был готов к ней. Но Безымянный Ангел... знаешь, многие местные священники с большей охотой носят его символ, чем символ церкви.
— Авацина — наш архангел… то есть, была им, — принялась оправдываться Тасенда. — Она повелевала целыми сонмами других ангелов. Это её церковь… была её, но она всегда казалась каким-то далёким, недосягаемым божеством. Здешним верующим, вроде моей сестры, хотелось иметь своего ангела.