Дети Богов

Ялов Вячеслав

Занимавшиеся залом архитекторы несомненно знали толк в своем деле: несмотря на поражающую красоту вокруг, все внимание будущих Героев пало на трон и двух гвардейцев в парадных доспехах рядом с ним. На их позолоченных кирасах и поножах имелась незатейливая гравировка в виде дельфиньего плавника, означающая принадлежность солдат к личной армии Посейдона — она состояла из четырех десятков Героев и применялась только в случаях, когда Богу требовалось действовать скрытно от собственного Совета. На головах у мужчин сияли шлема, украшенные кисточкой цвета морской глубины, довершающие их торжественный образ. Икарос завороженно рассматривал гвардейцев, лишь смея предполагать сколько в них покоится силы и мечтая однажды тоже оказаться бок-о-бок с собратьями в этом элитном отряде, однако когда его взгляд скользнул на сидящую на троне фигуру, он понял — они здесь только для вида.

Великолепный и ужасный Посейдон неподвижно восседал на своем

законном месте, внимательно наблюдая за входящими в тронный зал людьми. Олимпиец являлся концентрацией всех черт внешности, которые были присущи его народу: черные густые брови, вьющиеся волосы (в его случае достающие до лопаток), бурно растущая борода, пухлые губы и мощная, чуть угловатая челюсть. Подошедший к трону Димостэнис и вовсе был его уменьшенной человеческой копией за исключением своей смуглости — Владыка обладал светлой, нетронутой солнцем кожей и необычайно яркими циановыми глазами.

Каро бесчисленное количество раз видел Посейдона в качестве скульптур и предметов живописи, расположенных в акрополе и на улицах. Даже у него дома имелась маленькая фигурка, наблюдавшая за происходящим в столовой всю осознанную жизнь юноши. «Он все видит», — причитала мать. Тем не менее это был первый раз, когда Икарос лицезрел повелителя морей с закрытым торсом.

На ногах Владыки поблескивали уникальные в изготовлении церемониальные брюки нефритового цвета, состоящие изо льна, который портные обшили множеством металлических пластин — они создавали иллюзию настоящей чешуи, подчеркивая стихию Бога. Сверху тело закрывал кожаный дублет с завязками посередине и вставками на плечах с редким и невероятно дорогим окрасом индиго. В руках Посейдона покоился давний подарок Гефеста — изящный и смертоносный Трезубец. «Он прекрасен!» — восхитился Каро.

Димостэнис покончил с отчетом и сделал шаг в сторону. Мужчина, до этого казавшийся Икаросу гигантом, на фоне поднявшегося с трона Олимпийца оказался всего лишь недоростком — разница между ними достигала целого фута.

— Дети мои! — твердым и звучным голосом, разлетевшимся эхом по залу, обратился к будущим Героям Владыка. — Существует целое множество ремесел, которыми можно заниматься, чтобы заработать громкое имя и хорошие деньги. Каждое из них требует усердия и трудолюбия, не зная пощады к невеждам, однако ваш выбор пал на самый тяжелый и опасный, но в то же время благородный труд среди них — защита своего народа. Изнурительные тренировки, бесконечная строевая подготовка и отказ от благ цивилизации ради того, чтобы в одной из битв встретить смерть в первых рядах, спасая жизни детей и женщин в полисах. Печальная участь большинства солдат. Но неукротимые амбиции повели вас дальше должности гоплита, вынудив с малых лет встать на витиеватую тропу, ведущую к получению шанса кровью и болью заслужить место в одном ряду с лучшими воинами в Гаиа. Нет нужды в перечислении всех испытаний, которые проходят будущие Герои — воспоминания свежи в каждой юной голове. Ясно одно: все было не зря, и ставка сыграла. Прошлым днем в честном отборе вы доказали свою особенность и силу, а упорство, с которым вы стремились к заветному статусу, показало верность государству. Сегодня годы совершенствования окупятся, и часть моей силы в виде метки останется с вами навсегда. После инициации новоиспеченным Героям предстоит еще один период обучения, связанный с основами и тонкостями контроля стихии, углубленным изучением военного ремесла, пробным управлением лохосами[38] и участием в настоящих боях. Наконец, после распределения, помимо самой службы, вам уготовано достойное и щедрое вознаграждение: слава, хорошие деньги и принадлежность к высшему обществу. Если вы и дальше готовы преодолевать трудности, а страх перед грузом ответственности и смертью не столь уж велик, приступим к обряду.

[38 - Древнегреческое воинское подразделение.]

Посейдон вернулся к трону и сел на него, жестом подозвав к себе первого человека. Вперед ступил незнакомый Икаросу юноша. Следуя наставлению Димостэниса, он поклонился, произнес уважительное «мой Владыка» и принялся изливать душу. Сколько ни пытался возбужденный Каро услышать хоть часть его монолога, все было напрасно: будущий Герой говорил столь тихо и неразборчиво, что никто позади него не понял и слова.

Черед Каро приближался медленно, но неминуемо. Каждый из молодых людей хотел использовать минуту внимания Бога на полную, чтобы высказать ему свою благодарность за предоставленную возможность получить каплю могущества Олимпа и заверить в готовности служить государству до последнего вздоха — они беспощадно растягивали выделенное им время на речь вдвое или даже втрое. Процесс тянулся уже больше двух часов, когда Рета, стоявшая справа от Икароса, наконец, вышла из полукруга. Внутри юноши все сжалось, а в горле встал ком. Ему стоило больших усилий удержать колени от тряски. «Нельзя опозориться, нельзя опозориться», — билась единственная мысль в его голове. Вскоре

девушка закончила говорить и повернулась к Посейдону левым боком, задрав край хитона до бедра. Не вставая со своего места, Владыка вытянул Трезубец и едва коснулся его острием нежной кожи, создавая метку. Аретуса зажмурилась от боли, но не посмела и пискнуть.

Каро направился к роскошному трону на негнущихся ногах, получив от возвращающейся обратно Реты одобрительный кивок. Оказавшись перед украшенным золотом, драгоценными камнями и гравировками престолом, он поднял голову — два холодных циановых глаза внимательно разглядывали его. Лишившийся дыхания и памяти Икарос запоздало поклонился.

— Мой Владыка, — не свойственным ему грубым голосом промолвил юноша. — Вы упомянули солдат, — гоплитов и гипаспистов, — ежедневно отдающих свои жизни на поле боя ради защиты родных земель. Мой отец был одним из таких. Он погиб раньше, чем я мог узнать его самостоятельно, но мать часто вспоминала и рассказывала о нем хорошие вещи. Благодаря ей с самого детства в моей груди зародилось жгучее желание отомстить всем, кто хоть как-то причастен к его смерти. Я горел армией, но не мог позволить себе повторить судьбу отца и возлечь рядом с ним на поле боя, оставив сестру и матушку совсем одних. Родные подсказали, что решением может стать титул Героя. Такие как Димостэнис не бессмертны, но обладают божественными способностями, высоким уровнем мастерства, а главное — ими дорожит государство. Это и привело меня сюда, в тронный зал. Я хочу, чтобы Вы знали имя человека, который не только сражался за Вас до последней капли крови, но и своей отвагой вдохновил сына нести службу. Моего папу звали Иасон Фило.

— Трогательная история. — Голос Посейдона был таким же холодным, как и его глаза. — Я не могу запомнить имена всех погибших солдат, но фамилию будущего Героя постараюсь оставить в памяти. На какую часть тела будет нанесена метка?

— Спина.

Каро развернулся, объятый двоякими чувствами. Медленно опустившись на пол и подогнув под себя ноги, он стянул хитон через голову и прикрыл им причинное место. Едва Трезубец коснулся кожи Икароса, мучительный жар обрушился на него, как проливной дождь в поле, выжигая на спине отметину раскаленным металлом. Почти все до единого подвергнутые сегодня суровому обряду люди корчились и кричали, но Каро лишь закрыл глаза и до боли сжал зубы, видя перед собой застывшее лицо всемогущего Бога, выражающее полное безразличие.

По прошествии трех часов небо успело сменить окрас со светло-голубого на ярко-оранжевый, знаменуя приближающуюся ночь. Свежий воздух немного взбодрил вышедшего из зала Икароса, вернув его в чувства.

— Ты в порядке? — Рета выглядела обеспокоенной.

— Да, — соврал он, но под пристальным взглядом любимой сразу же раскололся. — Я ожидал иного. Я рассказал Посейдону об отце и полагал, что он проявит хоть каплю искреннего сожаления ко мне и уважения к погибшему. Но Владыка не дернул и мускулом!

— Не принимай близко к сердцу. — Девушка взяла его за руки. — Он Бог, Каро! Через него прошли десятки поколений, он был знаком с сотнями тысяч людей и повидал немерено смертей. Не сравнивай его с нами. Все Олимпийцы до единого отличаются от людей — им никогда не постичь ценность и быстротечность человеческой жизни, равно как и нам их бессмертие. Мы всегда будем разными.

— Моих неоправданных ожиданий это не исправит.

Димостэнис остановил молодежь у выхода с площади.

— Я буду с вами откровенен и не стану приукрашать жестокую правду, как это сделал Владыка. Инициация это лишь еще одно испытание, которое вам предстоит пройти перед тем, как получить право называться Героями. Избавьтесь от надежд на легкую прогулку и готовьтесь к худшему развитию событий. Иными словами, не все вернутся домой. Это третий год подряд, когда я вожу группу в Священную пустыню, и оба предыдущих раза часть моих подопечных умирала. Там, на границе, происходят самые ожесточенные столкновения, в которых нет места пощаде и чести. Не думайте, что безупречное владение оружием, ловкость и смекалка полностью вас обезопасят. Это война! На войне может просто не повезти. Но если мы будем действовать слаженно и приглядывать друг за другом как единый отряд, то вероятность проделать весь путь туда и обратно значительно возрастет. От вас требуется только беспрекословное послушание и дисциплина. На подготовку у нас есть неделя, начиная с завтрашнего дня. Я буду ждать на главной арене на рассвете. Не забудьте взять свое оружие.

Проводив взглядом Димостэниса, юноши и девушки еще какое-то время обсуждали Посейдона, нового наставника и хвастались друг другу отметинами, после чего стали разбредаться по домам.

— Каро. — Аретуса прижалась к спине молодого человека и нежным голоском заговорила ему на ухо. — Я сегодня буду дома одна. Не желаешь составить мне компанию?

— А родители?

— Уехали в соседний полис к знакомому отца на несколько дней. Должно быть, жаловаться на непутевую дочь.

— Вряд ли они опустятся до такого.