Дети большого дома
Шрифт:
Рано утром, отрыв щели для защиты от нападения с воздуха, полк стал на отдых. Запах горячей пищи, аромат мясного навара распространился по лесу. Послышалось звяканье котелков и металлических ложек. После горячего обеда и чая бойцы начали бриться, приводить в порядок сапоги, стирать почерневшие от пота портянки. Назначили часовых и наблюдателей. В штабе полка кипела работа. Составлялись рапорты для штаба дивизий, проверялись списки личного состава подразделений, писались извещения для отсылки семьям погибших, просматривались оперативные карты для уточнения положения на этом участке фронта.
Бойцам в батальонах удалось
К вечеру получили почту — газеты, письма. Это вызвало, как обычно, большую радость. Это был священный миг, когда мать и сын, сестра и брат, влюбленный юноша и его девушка, разлученные расстоянием, говорили друг с другом, когда встречались люди фронта и тыла, открывая сердца друг другу.
Лежа на животе на редкой лесной траве, Арсен читал полученное из дому письмо. Писала Манушак, крупно и раздельно выписывая каждую букву: «Дорогой мой Арсен! Сегодня опять получили от тебя письмо и узнали, что ты жив-здоров и попрежнему бьешь врага. Председатель Вануш пришел и взял твое письмо, чтобы прочесть всем колхозникам, а Артуш пошел за ним, чтобы после прочтения домой принести письмо и спрятать. Я не пошла туда, потому что белье хотела детям постирать. Днем времени нет. Твою бригаду дали мне и называют ее бригадой Арсена Тонояна. Я целый день остаюсь в поле, стараюсь, чтобы бригада работала хорошо. А с домашней работой управляюсь по ночам. Прости меня, Арсен, что это письмо немного опоздало. В этом году наш колхоз решил отвоевать переходящее знамя у колхоза Бамбакашата, поэтому нет у нас ни покоя, ни сна. Как товарищ Сталин требует от нас, чтобы мы фронту помогали, так мы и работаем…».
Арсен читал письмо жены, и ему и верилось и не верилось, что это пишет Манушак.
До 1923 года они оба были неграмотными. Арсен научился грамоте в армии, а Манушак в ликбезе, уже после возвращения Арсена домой. Откуда им было знать, что через семнадцать лет их разделят тысячи километров и они смогут беседовать только в письмах? «Молодец Манушак, что пишет такие хорошие письма! Но сможет ли она хорошо вести дела бригады?» — с беспокойством думал Арсен. «Мы выполним наши обязательства на „отлично“, а вы там крепче бейте врага!» — писала она. «Неужели это пишет Манушак?»
— Хорошее письмо? — спросил Микола, откладывая газету.
Арсен перевернул последнюю страничку письма и прочел по-армянски: — «От имени всех колхозников и колхозниц нашей бригады передай большой привет твоим товарищам — Ираклию Микаберидзе, Миколе Бурденко, Алдибеку Мусраилову, Эюбу Гамидову, твоему командиру Малышеву и всем бойцам…».
— Что это значит? По-русски скажи! — попросил Бурденко.
— Тебе кланяется моя жена от имени всех колхозников и колхозниц.
Бурденко взволнованно взглянул на товарища.
— Спасибо. Ты мне дай адрес, я тоже им письмо напишу.
Подошел Алдибек, присел рядом с Тонояном и Бурденко.
— Словно тяжелый камень лежит у меня на груди, — заговорил Алдибек. — Собрались было на запад — и опять маршируем на восток! Ничего
Бурденко покровительственным жестом положил ему руку на плечо.
— Будь реалистом, дорогой, и на сердце станет легче.
— В твоем реализме я ничего не смыслю. Говори проще.
— Ага, не смыслишь. Реалист — это тот человек, который всегда черное назовет черным, белое — белым, грязь так и назовет грязью, а радугу — радугой. Он разглядит все правильно и правильно все объяснит, ничему удивляться не станет и ничего не испугается! Например, сегодня облачно или там туманно, а он тебе скажет, какая завтра погода предвидится или с какой стороны ветер будет дуть. И во время грозы и грома у него не дрогнет сердце, свое дело он будет выполнять. Вот кто такой реалист, братец ты мой!
Комиссар полка, лежавший немного поодаль под деревом, невольно усмехнулся: «И ведь убежден парень, что все знает, может все объяснить! А подгоняет-то как ловко…».
— Готовсь! — раздалась команда.
Полк построился, чтоб продолжать путь на восток.
LXXV
Ночью Аршакян ехал в машине политотдела, сидя в кабине рядом с шофером; в кузове находились боец-автоматчик и машинистка Ульяна.
На рассвете они въехали в глубокую лощину, перебрались по мосту через реку и поднялись на бугор. По дороге нескончаемым потоком шли технические подразделения войск, а по обочинам и прямо по полю шагали пехотные части.
Едва успели они подняться на бугор, как машина закашляла и вдруг свернула с дороги в поле.
— Что случилось? — спросил Тигран шофера.
— Через пять минут приведу в порядок, — заверил тот.
Но пять минут утроились, растянулись. Шофер то подползал на спине под кузов машины, проверяя что-то там, то вылезал и садился за руль, пытаясь пустить мотор в ход. Затарахтев, машина вновь умолкала через минуту. Ульяна прилегла в пшеничном поле, положив голову на руку. Боец-автоматчик помогал шоферу. Тигран беспокойно ходил вокруг машины.
— Ну как, получается?
— Минутку, одну минутку! — откликался шофер.
Выскакивая из кабинки, он опять подползал под машину, хватался то за один инструмент, то за другой, откладывал их и вновь брался за домкрат или приподнимал капот машины… А время все шло.
Уже светало. По дороге бесконечным потоком двигались машины, войска, орудия. Не было видно ни начала, ни конца этого исполинского потока.
— Посидите, отдохните немного, товарищ батальонный комиссар, скоро управимся, — предложил шофер.
— Как это «посидите»? — рассердился Тигран. — Нашел время для отдыха! А что ты делал вчера, интересно знать, почему не проверил машину вовремя?
— Проверил я, все в порядке было, товарищ батальонный комиссар. Да только сами знаете — машина, всякое может случиться. Сейчас все поправим.
Тигран углубился в пшеничное поле. Золотистые колосья уже переспели, высохли под солнцем. Второй раз крестьяне оставляли свои поля несжатыми, уходили на восток. Тигран сорвал колос, высыпал зерна на ладонь, пожевал их. Картины мирных дней, воспоминания детства встали перед его глазами. Его мать тогда учительствовала в селах Ширака. Сельские ребятишки бегали в поле, чтобы подобрать колоски и поджарить на огне молочные зернышки. Тогда поля пересыхали только от засухи…