Дети Бронштейна
Шрифт:
Напротив дома номер тридцать я уселся ждать на ступеньках подъезда. В назначенное время Гитта Зейдель вышла на улицу, платье слишком шикарное для столь незначительного мероприятия; впрочем, она часто расхаживала по нашему району нарядная, как куколка.
— Надо же, как ты заторопился, — обратилась она ко мне, глядя прямо в глаза.
Только мы тронулись с места, как я завел свою песенку: вляпался в одну историю, сначала думал справиться на свой страх и риск. Она кивнула. Я, дескать, теперь понял, что самому не выпутаться. Она опять кивнула. То есть не выпутаться без помощи юриста. Она взглянула на меня. Конечно, я могу пойти
Мы еще не обошли и полдома. Свое дело, мне казалось, я изложил складно и быстро. Вблизи Гитта Зейдель тоже была хороша, как приятно, что я ей нравлюсь, в смысле — это лестно. Она серьезно посмотрела на меня, впервые я сумел разглядеть цвет ее глаз. И спросила:
— Это единственная причина, из-за которой мы встретились?
Пришлось ответить утвердительно, хотя я себе этим, конечно, навредил. В следующее мгновение серьезность на ее лице сменилась возмущением, чего и следовало ожидать. Сказала, ничем помочь не может, кроме адреса юридической консультации: Каштановая аллея, угол Шёнхаузер-Аллеи. Ледяным тоном упомянула табличку внизу, где указаны часы работы, которые она, увы, наизусть не помнит. Что до остального, то ее отец, разумеется, относится к проблемам клиентов как к своим собственным. Наверное, ей и семнадцати не исполнилось, она ушла в своем нарядном платье, о, как это грустно.
До встречи с Мартой еще несколько часов. Денег у меня все равно нет, пришлось бы выклянчивать у Гитты Зейдель кредит в отцовской консультации. Там, вдалеке, она свернула за угол, только ноги мелькнули.
***
То мне кажется, что состояние Эллы все хуже и хуже, то я надеюсь, что в недалеком будущем она выйдет на свободу из этой жуткой лечебницы. Сама лечебница тоже постоянно меняется: курорт, клиника, приют для инвалидов, психушка, сумасшедший дом, — все зависит от настроения и от погоды. Выезжаю я в санаторий, а прибываю в ритуальный зал на кладбище, или наоборот.
Стоя позади Эллы, которая глядит в открытое окно, массирую ей шею. Уже полчаса я здесь, а она хоть бы несколько слов проронила, но это ничего не значит. Стонет, оттого что я большими пальцами сдавил затылочные мышцы. Когда я вошел, на столе лежала раскрытая тетрадка, и я, наклонившись, с любопытством прочитал следующее: «Однажды умер — навсегда умер». Сказал, что это в самом деле неопровержимая истина, одна из немногих, но Элла, сочтя меня нахалом, захлопнула тетрадку и спрятала в ящик стола со словами:
— Пока нет, еще долго — нет.
Выписывает, что ли, из книжек? Я предложил погулять в парке, в комнате скучно. Элла, похоже, тоже так считала, она сразу пошла к двери, остановилась в метре от нее и дожидалась, как вышколенная собачонка, пока я открою. Не в первый раз у меня закралось подозрение, что Элла передо мною кого-то разыгрывает, что иногда ей доставляет удовольствие роль девочки-малолетки.
В коридоре откуда-то послышался протяжный и скорбный стон, словно кто-то не мог больше таить свое горе. Я озирался по сторонам, но Элла шла дальше, будто ничего не слышала. Медсестра, попавшаяся нам навстречу, заметила испуг на моем лице и большим пальцем указала на этаж выше.
Я принялся объяснять Элле,
— Дела у меня сейчас неважные. Рахель и Хуго Лепшиц — милейшие люди, лучше не бывает, но только я их увижу, как сразу готов убить. Ничего они мне не сделали, в том-то и ужас, просто они всегда хотели сына. Марта — другое дело, но этого я объяснить не могу. Знаю только, что нам обоим было бы лучше не встречаться в ближайшие лет тридцать. Ты не представляешь, как трудно найти квартиру. Надо было раньше этим заняться, но я только недавно понял, до чего они мне поперек горла. Пару дней назад я получил извещение, что принят в университет. Они просто не поймут, если я соберусь переезжать.
— Зачем ты все это рассказываешь? — спросила Элла. — Все равно я половину забуду.
И вот мы в парке. Стараемся держаться в сторонке, сегодня суббота, погода хорошая, и лечебница кишмя кишит народом. Элла хватает меня за рукав и тянет в кусты, мы пробираемся сквозь заросли, она тащит меня за собой, не замечая, как ветки хлещут меня по лицу.
— На моем этаже вчера освободилась комната, — сообщила Элла. — Правда, не такая хорошая, как моя.
Сильный кошачий запах. Я шел сзади, а потому не мог оценить степень серьезности этих слов. Может, она хочет взять меня к себе, раз мои дела на воле так плохи? Кусты закончились, мы вышли на небольшую лужайку, где с прошлого года сохранилась высокая бурая трава. Голоса и шум с дорожек парка не слышны, конечно, ей знаком тут любой уголок. С другой стороны лужайки высокая стена, заросшая вьюнком, — ограда лечебницы.
— Садись, — приказала Элла.
Я поискал камень, потому что земля тут влажная, гниловатая. Элла садиться не торопилась, поглядывала на меня сверху, будто ожидая чего-то. В конце концов она потребовала, чтобы я выразил восхищение ее лужайкой. Но стоило мне раскрыть рот, как она приложила палец к моим губам. Тут не спугнешь ни животных, ни еще кого, но я умолк, раз ей так хочется.
Затем она дернула меня за свитер, быстрыми движениями пальцев показала, что он ей нужен. Пришлось снять, она сложила свитер как подушку, бросила на землю и уселась сверху, ведь на камне-то жестко. Вытащила из кармана своей вязаной кофты одну-единственную сигарету, прикурила от спички, а спичку снова засунула в коробок. Все это время она не спускала с меня глаз.
И наконец спросила, не забыл ли я, что мы однажды уже сидели на этой лужайке, на этом самом месте. Не стоило даже оглядываться по сторонам, я и так знал, что не вспомню, и только решил уточнить, когда это могло быть. Несколько лет назад, услышал я в ответ, лет девять или семь назад, я тогда еще носил прямой пробор. Я поверил ей на слово, и тут она спросила, не замечаю ли я чего.
Ничего я не замечаю. Мне просто терпения не хватает, я устал от всего этого секретничанья. Элла, склонившись к моему уху, прошептала:
— Я сделала открытие: здесь расположен центр Земли.
— Что?!
Не шевелясь, она серьезно посмотрела мне в глаза. Затем дважды кивнула, подтверждая: да, я все правильно расслышал.
— Ничего не вижу, кроме маленькой лужайки, — сказал я.
— Так это и есть маленькая лужайка.
— Я понятия не имею, как выглядит центр Земли, поэтому ничего не могу тебе сказать.
— Думаешь, я знала, как он выглядит, пока не попала сюда? — продолжала Элла. — Думаешь, у Земли много центров?