Дети драконов
Шрифт:
4
Впервые Фарр пришел в себя спустя два дня.
Был почти полдень, когда принц со стоном пошевелился и открыл глаза. Поначалу они были пустыми, как окна заброшенного дома, но потом Фарр вдохнул поглубже, захрипел и надолго зашелся в приступе тяжелого рваного кашля. Когда тот кончился, наследник Закатного Края утер кровь со рта непослушной рукой и наконец разглядел рядом с собой Айну.
Прежде, чем он успел что-либо сказать, рядом возник Патрик и быстро накрыл пальцами его губы.
– Молчи. Тебе нельзя говорить, и шевелиться не стоит. Потом все расскажешь. И спросишь потом. – Он смотрел на племянника с такой теплотой, с какой не всякий родитель смотрит на своего ребенка. –
Но заговорить Фарру зубы не удалось: едва только Патрик замолчал, покрытые розовой пеной губы, сложились в имя, которое Айна не могла не узнать, даже будь оно сказано вовсе беззвучно.
– Эли...
Что они могли ответить?
Ничего.
Но он уже и не слышал их – снова ушел за грань бытия.
Прошло еще почти две недели, прежде, чем Фарр в полной мере вернулся из того мира в этот, не проваливаясь обратно в сон после первых двух вдохов, прежде, чем сумел хоть полулежа сесть в постели и начать говорить, не захлебываясь собственной кровью.
За это время феррестрийскому монарху уже было отправлено множество писем государственной важности – от Руальда и от самого Патрика. Писем, в которых короля Шаниэра уведомили о том, какого рода новые жильцы завелись у него в приграничных землях, чего от них ждать и почему их следует выкурить из норы как можно быстрей. Шаниэр обещал разобраться, но время шло, а к замку под горой никто и не думал высылать военный отряд, который урегулировал бы вопрос с чужеземными колдунами, что вторглись в чужие владения и чувствуют себя как дома. Айна примерно догадывалась, в каком бешенстве находится Руальд, не способный как-либо повлиять на ситуацию, не развязывая очередной войны с соседом, от которого вечно приходилось ждать неприятностей. Шаниэру как будто было совершенно наплевать, что там случилось с наследником смежного государства. И уж подавно наплевать на какого-то безродного мальчишку-целителя, попавшего в плен к заморским колдунам.
Дело всерьез начало попахивать войной.
Это были тяжелые две недели. Фарр хоть и передумал помирать, все еще был скорее там, чем здесь. Про Лиана даже помыслить не удавалось без боли, а уж говорить – и подавно... Никто и не говорил. Только сам Фарр, проваливаясь в свои бредовые видения все звал и звал его по имени. Чаще чем Айну, отца или кого-то еще.
Из-за тяжелого состояния принца двинуться они никуда не могли, а потому оставались в подгорной деревне. Хранители из Янтарного Утеса разбили шатер рядом с домом старой Дэлизы и посменно несли караул у его дверей. Шуна и Вереск остались в фургоне – им было там привычно и удобно без лишних глаз и вопросов. Айна, само собой, никуда не отходила от мужа. С ее приездом Патрик ушел в шатер к стражам, а Кайза и вовсе покинул деревню, сказав, что главное дело сделал. Из чужаков в доме осталась только Ива... А та и рада была бы сбежать хоть куда, только кто б ее пустил: старуха взялась за девчонку всерьез и ни на минуту не оставляла ее без дела – даже когда Ива заработала свою дырку в плече. Маленькая колдунья все время то крутилась у печки, то перебирала какие-то травы, то вовсе штопала старые бабкины чулки... и ни разу даже слова той поперек не сказала. Только когда на пороге появлялся Вереск, бросала все и устремлялась к нему. Близнецы по долгу могли просто стоять друг против друга и говорить о чем-то одними лишь глазами.
Айна не видела их первой встречи, но из рассказов хранителей узнала, что была она из числа тех, от которых в глазах щиплет даже у суровых воинов. Мало того, что Ива не ожидала увидеть брата, стоящим на ногах, так и тот не думал, что девчонка первым делом упадет перед ним, ухватит за железные колени и разрыдается, как никогда в жизни. Говорили, она без конца просила у него прощения и называла себя дурой, а сам Вереск опустился рядом с ней наземь и только обнимал, не пытаясь ничего сказать.
Айна даже забавы ради не хотела представлять, что такого произошло с Ивой, отчего та растеряла половину своей спеси.
Как бы то ни было, близнецы вновь оказались вместе. Вот только теперь у каждого из них была своя новая жизнь. Покуда Ива натирала мыльным корнем закопченные горшки старой Дэлизы, Вереск ни на шаг не отходил от Шуны. У Айны был целый отряд стражей, но у степной девчонки теперь тоже появился верный хранитель, и почему-то казалось, что, несмотря на свое увечье, несмотря на внешнюю слабость, он один стоит этих двадцати. Впрочем, Вереск уже не был таким беспомощным, как прежде: пусть медленно и с трудом, но он научился ходить, опираясь на свои деревянные палки, и, если случалась нужда, мог даже подниматься по лестнице, хотя и страшно этого не любил. Руки его понемногу наливались силой, сила появилась и во взгляде – юный маг уже не казался таким блаженным, каким его привезли в Солнечный Чертог. За минувшие несколько недель он вдруг повзрослел больше, чем за последние несколько лет. Это даже Ива сказала как-то, когда бабка завела с ней разговор о брате.
Айна теперь слышала почти все их разговоры... Дэлиза словно и не замечала, что у нее в доме этой осенью вечно толкутся какие-то посторонние люди – она говорила о чем вздумается и когда считала это нужным. Ворчала на плохо отмытые миски, переваренную кашу, недорезанную траву, называла Иву дурехой и несколько раз даже отвешивала ей увесистых подзатыльников. Почему та все терпит, Айна не понимала, но, само собой, не спрашивала. Не ее это было дело. Ей хватало забот с мужем...
Вот уж о чем она никогда не думала, так о том, что придется, зажав нос, менять испачканную солому под этим человеком, который всегда был полон жизни и виделся ей несокрушимой земной осью.
Оказалось, нет никаких опор. Все может рухнуть в одночасье.
Конечно, она могла доверить грязную работу деревенским девкам, которые только порадовались бы возможности подзаработать, но Айна даже думать не хотела о том, что еще кто-то чужой будет околачиваться в этом доме. Ей по уши хватало мрачной Ивы, ворчливой бабки и даже Патрика, который, конечно, по возможности старался избавить принцессу от неприятных хлопот, но не всегда был рядом в нужный момент. Да и право... не так уж это оказалось ужасно, как она могла бы подумать прежде. Руки просто делали свое дело, а мысли были где-то далеко. В прошлом. В тех днях, когда Фарр со смехом кружил ее в танце, когда по вечерам играл в малой гостиной на старом звонком клавесине, когда будил ее среди ночи от нестерпимого желания.
Она знала – все это вернется вновь. Должно вернуться. И чтобы вернулось скорее, нужно просто выкинуть грязную солому, постелить чистую, а потом свернуться под боком у любимого и дышать в такт его неровному хриплому дыханию.
И молиться, чтобы жизнь возвратилась в это тело поскорей.
Чтобы оно перестало быть просто телом, а вновь обернулось вместилищем для яркой неповторимой души.
5
Утро, когда Фарр окончательно пришел в себя, было пасмурным – редкое явление для начала осени на юге. Айна сидела у окна за столом и пыталась изложить на бумаге одну историю, которую услышала накануне от бабки Дэлизы. Сама хозяйка дома отлучилась куда-то по своим делам и Иву, как обычно, прихватила с собой. В доме было тихо, только слышалось жужжание мух под потолком. В этой вязкой знойной тишине голос Фарра прозвучал так неожиданно, что Айна вздрогнула и выронила перо, забрызгав бумагу чернилами.