Дети Гамельна. Ярчуки
Шрифт:
Хеленка замотала головой.
— Вот, уперлась и не желает, — вздохнул казак.
— Ну, что ж вы под пули-то пойдёте? – опечалился Анчес. – Оно ж зацепит. Ты так и вообще тонкошкурый. А там пулями не простыми бьют, ихний капитан сквозь иконы стрелял.
— Мне что свинцовая, что серебряная, что «злая», один хрен убьёт. А чему быть, того не миновать. Служба такая. И мы вообще честные, а не как некоторые чёртовы двуличности.
— Я вообще не чёрт! – неизменно уперся кобельер. – Я ж задумку вашу понимаю, чего скрывать. Я б помог. Но у меня хвост поломанный. и вообще… Ну,
— Это уж мы поняли. Удирай, пока не хватились.
— Слушайте, давайте я вас на погосте обожду, — волнуясь, зашептал Анчес. – С того фланга пока тихо, засяду меж могилок. Как закончиться, так туда и бегите. Помрёт ведьма или наоборот, всё одно помогу вам уйти. Следы запутаем…
— Да иди уж, путаник.
— Пойду. А вы берегитесь. У ксёндзов святая вода. Целая бочка.
— И что нам та вода? – удивился Хома. – Мы ж не из адова пекла, а местные. На нас не подействует.
— Так-то оно так. Но от нее очи щиплет и шкура чухается, – Анчес прислушался к топоту приближающихся копыт и шмыгнул в бурьян.
— Хоть и дурень, но ушлый, — вздохнул Хома, взводя курок пистоля. – Нам бы его в пример…
Панночка согласилась, поплевала на ладони…
***
Отряд выскочил на площадь перед костёлом – Диего увидел несколько тел, лежащих среди травы. Непонятно откуда выметнулась волчья тень, взлетела на седло левофлангового поляка. Тот закричал, не успев развернуть мушкетон. Сотоварищи немедля разрядили пистолеты в мохнатое чудовище, успевшее перегрызть руку всаднику, кто-то рубанул тварюку саблей. Оборотень с рычанием спрыгнул с добычи. Раны от свинца все ж действовали – зверь пошатывался и Диего успел хладнокровно прицелиться и всадить пулю в черный крестец. Серебряная, да еще «злая» пуля оказалась куда как разительнее – оборотень рухнул, издал короткий вой и замер. Всадники укрощали испуганных, встающих на дыбы коней, в упор стреляли в уже мёртвого противника. Старший ясновельможный, вдохновлённый легкостью первой победы, указал саблей:
— Там адовы твари!
Внутри костёла продолжали раздаваться крики, звон стали и редкие выстрелы. Но этот шум битвы сильно приглушали странные тягучие звуки. Неужели, трубы органа?..
— Вперед! – воззвал поляк, взмахивая саблей.
— Зарядись! Пистолеты готовьте! – надрывался Диего, но охваченное боевым пылом воинство, словно оглохло.
Всадники спешивались и бежали к распахнутым дверям храма. Монахи сняли с телеги бочку, раскрутили кишку насоса…
Что-то было не так. Лейтенант Угальде это понимал нутром, но глаза отказывались видеть неверности.
… Ясновельможный пан первым вскочил на ступеньки костёла, оступился и упал. Перепрыгнувший через него боец, словно с маху врезался в нечто невидимое, его отбросило назад, мушкет в руках несчастного выпалил от сотрясения…
… Не имелось там дверей храма. Оттого и окна казались столь нелепыми. Не бывает их так близко от дверей…
— Морок! – закричал Диего, вставая на стременах и озираясь. – Обернитесь, да вразумит вас Богородица!
Поляки столпились нелепой кучкой, замерли у своего насоса монахи…
Выступала из тьмы редкая цепь темных фигур. Волчьи, человечьи… С краю
Диего вскинул пистолет, но ободранный вояка успел выстрелить первым – ствол пистолета, вроде бы метивший в грудь испанца, в последний миг качнулся ниже – пуля пронзила бедро лейтенанта, задев и лошадь…
***
… Хома напомнил себе, что спешка ни к чему, дело может и затянуться. Враг бессмысленно топтался, норовя прободать каменную стену. В седле остался лишь один из ворогов. Ишь, панствует. С него и начнём…
… «Рагузец» осечки не дал, всадник запрокинулся в седле, ответно бабахнул куда-то в луну. Лошадь, брыкаясь, поволокла прочь паныча, застрявшего одной ногой в стремени…
Хеленка одобрительно хрюкнула.
— Та не так дурно, — согласился гайдук, выискивая кого ещё поприличнее на прицел взять.
Ляхи рванулись прочь от стены костела. С левой стороны их грыз кто-то из оборотней, потому и устремились ясновельможные прямиком на Хому с панночкой. Вот же жизнь, и отчего ж им иной дороги не выбрать? С виду ведь не так и глупы, может и вообще из самой Варшавы…
Не-не, не пить больше горилки несчастному Хоме Сирку! Вот же напасть…
… Казак всадил пулю в голову рослому, начальственных ухваток, ясновельможному. В ответ стреляли, но уж слишком впопыхах – Хома и зажмуриться не успел, как просвистел свинец по оба уха от казацкой головы.
Ну, набегайте… В руке был неважный пистоль, от Анчеса в наследство оставшийся, может и не подведёт. Ятаган наготове, э-э, рука-то как взмокла…
… Тьфу, что за рожи у этих ляхов, у нашего нечёртова чёрта и то как-то помилее. Сразу двое ворогов вскинули пистолеты, а уж сабли как сверкают…
Хома осознал, что его заслонила панночка. Два выстрела почти в упор едва не сшибли девичье тело. Хеленка устояла, фыркнула и шагнула навстречу стрелкам…
… Славно погулял молот. Летели наземь ляхи, снесло и дурную, зачем-то подвернувшуюся лошадь. Хома потрясал ятаганом, орал и грозил пистолетом, изображая целое воинство. Но надлежало ли то делать или вершилось сугубо для самоуспокоения – неведомо. С врагом только раз и столкнулся – когда оглушенного ляха отбросило прямиком на казака. Неловко сцепились, молотя друг друга в грудь рукоятями сабель и пистолетов. У Хомы лишь в груди ёкало, да за пазухой хрустели черепки разбитой злосчастным поляком баклажки. Вот и попил горилки после дела, тьфу…
… Потом ляха унёс добавочный удар молота – тело с лопнувшей башкой улетело в одну сторону, шаблюка в другую. Только и осталось казаку, что крякнуть…
… Хеленка с однопистолетно поддерживающим её войском сделали полукруг шагов в тридцать – что под молот попало, то легло бездыханным, что поудачливей - сбежало. Где-то на пятнадцатом середине пути воителей окропил рукотворный дождь – святая вода лишь казацкие усы промочила, но Хома больше за панночку беспокоился. Дождь быстро иссяк – одного из монахов задрал оборотень, второй вообще сгинул. Не, не сгинул – ещё слабо ворочалась груда под хлопотливыми крысами-победительницами. Вон, пищат, злобствуют.