Дети Гамельна
Шрифт:
С разговором не спешили, время терпело. Наконец, когда ножи заскребли по опустошенным тарелкам, а легкий хмель приготовился обратиться совсем не легким, Швальбе решился.
– Отец, тут такое дело получилось…. – капитан решительно отставил глиняную кружку, в которой оставалось еще немало, и помолчал, собираясь с мыслями, подбирая слова.
– Да уж я понял, что получилось. И что именно «дело», – Отец Йожин все же решился влить в себя еще пару глотков, но скромных, в меру. – Гунтер, может, все же рискнешь перейти к подробностям?
Швальбе (о, чудо!) слегка покраснел, отодвинул подальше блюдо с кнедликами, (впрочем, для порядка уцапав, напоследок, еще один).
–
– Так уж и быть! – горестно вздохнул Отец Йожин, поглаживая кота. Зверь зевнул и сверкнул зеленым глазом. – Только ради тебя, попробую ненадолго стать отцом с маленькой буквы, а не Командором. Попробую без смеха выслушать, что же за два месяца смог натворить мой сын. Подозреваю, что много.
– Не особо, – еще сильнее покраснел Швальбе. Йожин, заметив такое чудо, поперхнулся пивом и тоже отодвинул свою кружку.
– Так вот, Командор, помнишь, как в прошлом году мои ребята затропили пару бешеных упырей под Помажлице?
– Как не помнить.
– Вот там все и началось…
* * *
Горы, холмы, горы, холмы…. У непривычного человека от такой карусели и голова закружиться может. Особенно если накануне хорошо набраться по случаю спасения доброй христианской души. Ну, положим, не такой уж доброй… Но точно христианской!
Сержант Мирослав решил, что к курвячей матери это все. И умнее будет втихую проблеваться на подходящий камушек, а потом где-нибудь прилечь. Капитану же, коли снова орать начнет да разные непотребные словеса произносить, следует ткнуть в рожу пораненную чокнутым упырем руку. Вообще, странная какая-то нежить пошла, вовсю орудует ножами и оружием посерьезнее … Только вежливо ткнуть, а то Швальбе нервный какой-то. И намекнуть, что героям, вообще-то, положены хоть какие-то поблажки. Особенно после пятой лиги дороги.
Вверх-вниз-вверх-вниз… К чертям собачим камень, блевать можно и с лошади. Только бы не сверзиться в процессе…
И в это мгновение краем глаза сержант заметил то, от чего служивая душа мигом приказала отставить расслабление духа и желудка.
– Капитан! – во все горло заорал Мирослав.
Швальбе вынырнул буквально через миг, словно не трусил впереди на коне с видом барона какого или даже цельного маркиза, а стоял за спиной, ожидая сержантского вопля.
– Чего орешь, словно попадья промеж ушей лобызнула? – капитан недовольно присмотрелся к месту, куда ткнул пальцем Мирослав. Не поверил, присмотрелся внимательнее. Негромко охнул и задумчиво почесал затылок, сбив на лоб шляпу.
Затем Швальбе вытащил из вьюка походную чернильницу и начал тщательно зарисовывать увиденное. Капитан, высунув от усердия кончик языка, переносил на пергамент каждый штришок, могущий пролить свет на причину появления в местных горах существа, способного оставлять на крепчайших камнях следы когтей.
– Забавно-то как, ой, забавно получается… Смотри, сержант, чтобы ни одна курва больше не прознала.
* * *
– Вот спасибо, сыночек, за «курву»! – Отец Йожин, расчувствовавшись, кинул в рот кусок кнедлика и запил темным «козелом», а, прожевав, уточнил. – Мирослав, это тот, что на глистявого медведя похож, тощий, жилистый и вечно сердитый? Который все никак решить не может, то ли из Дикого Поля в Чехию занесло, то ли от черкесов прибило?
– Ага. Тот самый.
– Вот смотрю на тебя, Гунтер, и все понять не могу, где ты таких людей находишь. На трех исповедях про шалости ваши ни полсловом не обмолвились… – грустно сказал Отец Йожин и снова захрумкал прожаренным тестом.
– Да вот, - развел руками капитан, - приблудился ненароком. А что до людей, так везет мне на них. А им на меня.
–
* * *
Сложнее всего оказалось завернуть в те места во второй раз. Вроде бы и от Дечина с полторы недели конным ехать - немного. Но вот не получалось никак, и все тут. Ландскнехту хорошо, он идет, куда хочет, если безработный. Но безработный, значит бедный. С одной стороны, умереть от голода Швальбе никто бы не дал. Все же меч, проданный Ордену еще до рождения, значил многое, пусть даже блудный сын Ордена долгое время предпочитал богоугодным делам неверную карьеру ландскнехта. Но был немаловажный нюанс. Сидя на одном месте, любой орденский мог рассчитывать исключительно на хлеб и воду, благо в реках ее полно. А вот такие прелести жизни, как вино и мясо, требовали денег. Бедность же и связанные с нею ограничения Швальбе терпеть не мог, поэтому по долгу службы его заносило то в Мюльдорф, то вообще в Нижние Земли. А случалось и вообще в такие глухие места, откуда, кажись, до антиподов рукой подать. Никак, короче говоря.
Но раз поселившись в уме, полезная мысль и разумное намерение никак не желали уходить. Поэтому однажды капитан решил, что пора брать судьбу в собственные руки. Вот и пришлось, забыв о положенном порядке, ночью вывести коня да прогрохотать подковами по Старомястскому мосту, пока никто опомниться не успел. Доклада в Ратушу Швальбе не боялся. Кому положено, знали, что лучше не соваться в дела Дечинского Замка - целее будешь. А уж спрашивать подорожные у орденских местную стражу отучили еще при Крысолове. Да и зачем им подорожная, ежели через одного неграмотные?..
Долго ли, коротко ли, но одинокий всадник добрался до приметного места.
Следов на камне уже не осталось, чему капитан, впрочем, нисколько не удивился. Больше полугода прошло, а с ними дождь, ветер, да и мало ли что еще. Может, камнеедка сожрала? Тварей всяких в горах полно. На пару сотен лет вперед. Никто, как говорится, не уйдет обиженным. На каждого татцельвурм найдется.
Ладно, направление примерно известно. Как и любой солдат, Швальбе верил в судьбу и удачу, но при этом всегда старался как можно меньше зависеть от переменчивости этих ветреных красоток. Он заранее озаботился поисками соответствующей карты и нашел достаточно подробный свиток в обширном архиве Замка. Карте, правда, столько лет, что не всегда можно было понять, то ли изгиб ущелья обозначен, то ли мухи натоптали. Помимо этого капитан узнал в архивах еще немало других полезных вещей и надеялся, что они тоже пригодятся в его рискованном предприятии.
Коня пришлось довольно быстро оставить – даже умная животина не прошла бы узкой тропой, ведущей в гору. Швальбе хотел, было, привязать его к низкорослому деревцу, но, взвесив собственные шансы вернуться, отпустил на вольный выгул. Если хозяин спустится обратно, конь все равно к нему придет. А если не судьба, незачем живой душе мучиться.
Капитан проверил, как ходит в ножнах палаш – не вывалится ли ненароком? Или наоборот, не застрянет ли в неподходящий момент. Там, куда он собирался, оружие было бесполезно, но все же с привычной железкой казалось как-то спокойнее.
Вздохнув и витиевато да богохульно выругавшись для поднятия духа, наемник полез по осыпающейся тропе, которая вилась хитрыми стежками.
– Приветствую, тебя, рыцарь!
Швальбе оступился на крутом повороте. Хоть и ждал чего-то в этом роде, но все равно нога дрогнула от неожиданности. Вниз обрушилось преизрядно камней, так что от тропки остался узкий карниз, шириной не больше ладони. Капитан прижался к почти отвесной стене, переводя дыхание. Щека чувствовала нагретый вечерним солнцем камень.