Дети гарнизона
Шрифт:
Официантка грубо оборвала:
— Ой, слушайте, ну какая вы смешная! Это же вам корабль, судно, а не ресторан! Вот повар
счас все бросит и будет вам готовить омлет на постном масле... Короче, есть будете? Можно кашу
с сосисками, а можно одну кашу. На столе еще хлеб и компот. Это без порции, скока хочешь. Да
чего выбирать, все равно все вырвите, такая качка...
Она смотрела на официантку удивленно, продолжая тонким маникюренным пальчиком
шарить в меню предполагаемый заказ. Очнувшись,
— Спасибо! Я уже не смогу есть все это, совсем, — и, захлопнув в досаде меню, выложила
на стол несколько пластиковых коробочек со снедью и принялась потчевать из них сына.
«Наша, конечно», — подумалось радостно ему. Красивая, с фигуркой. И запасливая. Говорит
хоть и с легким акцентом, но с четким проговором слов. Соскучилась, небось, по русской мове?
После долгих лет разлуки едет показывать родителям своего инородца сына, венец дружбы между
народами…
«Вот и склеил бы «марьяж» на переходе», — вполне убедительно задребезжал внутри Ната
озорной голосок. — Идеальный корабельный романчик: попутчица — ни ты ей, ни она тебе.
Разогнали печали, разошлись на причале…»
«В картишки с ней сыграть вечерком в каюте, на раздевание, — егозил душевный
подсказчик. Но отбрасывал позыв, дал себе клятву — больше не садиться в карты.
«Представиться под модный образ?— судорожно подумал. — Включить «киношные педали»,
вспомнить молодость, продюсировал когда-то пару боевиков за шальные деньги нуворишей, чуть
было не купил медиа-канал, здесь, в Турции! «Продюсер Нат Берлин, да, побросало тебя, — все
ехидничал голосок. — А что? Сыграть в «представлялки». Мол, я представляю себе Ваш образ в
моем новом супер-кино-муви, а?.. Вас… в роли… Ага! Вот давеча еще та «представлялка» была в
Стамбуле!»
Тело его гадливо встрепенулось от жути нахлынувших воспоминаний…
Утром накануне разбудила Ната свистящая трель телефона. Портье отеля четко отрабатывал
свои чаевые. Он еле раскрыл глаза, осмотрелся и понял, что все еще на чужбине. Нашарил на
тумбочке часы. Пол-восьмого. Пора, взять манатки и в такси, на все сборы — не более получаса,
иначе — не успеть на регистрацию в аэропорт…
Сушило после вчерашнего. Тяжело присев на постели, он оглядел номер в поисках какой-
нибудь влаги. Нет, раскрытая барная дверца кричала пустотой. Куча разных наваленных одна на
другую порожних бутылочек на ковре взывала к благоразумию. На противоположном краю
огромного президентского ложа в смятых простынях ворочалось незнакомое смуглое тело.
«Стоп, это не мой отель!» — простонал Нат, изумленно озираясь.
«Ага, смотри-ка, спал-то не один, — трепал изнутри гаденький голосок. — Видно, хорошо
вчера прогулялся. Ни фига себе — сделочку обмыл! А че, ладная бабенка! Бонус, можно сказать, с
ночного гульбища. А может, по утряночке отметишься? Прекрасно помогает с похмелья».
Тело подняло голову и привстало в постели на колени. Кокетливо извиваясь, взбило руками
примятую силиконовую грудь. «Да, похоже на синтетическую, а так фигурка ничего», — Нат
машинально оглянул объект сверху и ниже. О, ужас!.. Перехватив взгляд, тело быстрым бывалым
движением запихнуло, нет, припрятало между ног. . окаянный отросток. Самый настоящий
мужской фаллос! « Ни фига себе с добрым утром! Да, чем дальше — тем смешнее…»
Гость мило ощерился опухшим раскрашенным лицом, взглотнул небритым синеватым
кадыком и прохрипел надтреснуто:
— Монин, далинг! Я Эно. Секс, окей?
— Какой еще секс! — Нат судорожно отмахнулся.
Эно протянул ему с ковра подобранную недопитую бутылку, отчего едва не замутило… А
тот шарил что-то в своей яркой петушиной сумочке. Достал что-то серое с коричневым, похожее
на сушеную блевотину. И сладко сжевал вонючие поганки.
— Не наркотик, мо бест, лучше, донт вори, — взвизгнул довольно, отправляя в накрашенный
рот порцию грибков. И потряс курчавой башкой. Нет, ну на кой этому чертяке сейчас еще и эти
«глючные» грибочки, если все и так сплошь галлюцинации?!
Размявшись на завтрак грибками, Эно попробовал рассказать про их «прогулку» по злачным
местам Стамбула, стриптиз, карточные фокусы на раздевание, дикие танцы под телекамеры.
— Ты зачем губы в три слоя накрасил? Бубон скрываешь? — оборвал его красноречие Нат.
— Нет, сифилис — капут! Ви гот факинг гелс естедей, Йес!…— выдохнул Эно, манерно
размахивая руками.
— Короче, я понял. Мы утерли вчера нос этим девкам, когда покинули вертеп вместе.
Кошмар! — присел на постели Нат, допив остатки виски прямо из горлышка.
Ему стало жутко жалко самого себя. Другой внутренний голос — совесть, наверное, —
проговорил: «А кого ты хотел увидеть рядом с собой после вчерашнего? Как низко ты пал! Всю
ночь пил и гасал по разным клоакам Стамбула. Оголялся в стрип-баре. Швыряясь деньгами,
задирал и тискал разных. И не только женщин, как оказалось. А в конце в номер к тебе затащили
трансвестита! Фу! Срамота... А могли ведь дать по голове, «отклофелинить», ограбить, просто
изнасиловать. ВИЧ-инфицировать, наконец! Недаром говорил один старый и мудрый британец:
пьянство — верный путь к разврату!»
Нат бросил взгляд, полный страха и надежды, на свое причинное место. Плавки, майка —
все на нем. Вроде без следов насилия. Слава тебе, Господи! Значит, с ней... с этим... или как его....