Дети грозы. Книга 2. Ее высочество Аномалия
Шрифт:
Если бы это было так просто!
– Ты могла бы просто поговорить со мной, – хрипло прошептал он, садясь на пол и снова глядя на портрет. – Ты все еще думаешь, что я – чудовище? Но видишь, я никого не убил. Даже твой муж до сих пор жив. Твой муж и твои дети… помнишь, я обещал тебе?
Обещания и воспоминания – все, что у него осталось. Жалкие и драгоценные крупицы прошлого. То, что держит его здесь. То, что заставляет болеть сердце, которого у него нет. Ведь у чудовищ не бывает сердца.
И сейчас, вглядываясь в мертвый портрет, он видел живое прошлое. То, что берег
Вот он, едва вырвавшись от Паука, – четыре десятка лет притворства и интриг наконец дали плоды! – приезжает в Суард, к месту службы полпредом Конвента, его принимает королевская чета. Восторг, счастье, благословение богов: он нашел ее, свою вторую половину! В сиянии воздуха и разума, в вихрях Света – ласковая улыбка, нежность поверх оружейной стали. Прекрасная Зефрида. Супруга никчемного человека, единственное достоинство которого – трон под седалищем. О, как хорошо Роне понимал ее! Влюбить в себя короля, избавиться от королевы, получить корону самой – вот достойная цель, и Зефрида ее добилась.
Вот самые первые дни – и ее мимолетные улыбки, короткие беседы, словно случайные встречи. Он не торопился, наслаждаясь новым прекрасным чувством. Мечтал о чуде Единения, о свободе от Бездны, о могуществе – одном на двоих.
И совсем скоро – ошеломление, разочарование, ярость. Зефрида отвергла его! Испуг, отвращение вместо радости и благодарности.
Роне не мог понять – почему? Логичный следующий шаг для Зефриды – отодвинуть ненужного больше бездарного короля, взять власть в свои руки. Принять помощь и любовь единственного достойного ее, истинного шера. Вместе они бы правили Валантой несколько сотен лет, и потом трон унаследовали бы их дети – истинные шеры с драконьей кровью в жилах. Роне вовсе не собирался как-то вредить королю Тодору. Ни к чему нарушать закон там, где это необязательно. Тодор дожил бы в мире и покое оставшиеся ему два десятка лет. Сущая мелочь для почти бессмертной пары.
«Поймите, я люблю Тодора!» – набор звуков, не имеющий смысла. Истинный шер не может любить бездарного. Это против природы, против всех божеских законов. Любить можно только равного! Пара истинная шера и бездарный – это же все равно, что орел и курица! Зефрида не могла сама этого не понимать и не чувствовать.
Роне был уверен, что она лишь следует своему извращенному воспитанию: ведь она росла среди бездарных. Что она все равно никуда от него не денется, что Двуединые своей волей соединили их, не зря же аура Зефриды светится серебром предназначения. Роне терпеливо сносил ее капризы, всегда был рядом.
«Оставьте меня, шер Бастерхази! Мне не нужны ни вы, ни власть, ни бессмертие! Я не буду вашим спасением от Ургаша – вам, темным, там самое место».
Гнев красил ее несказанно. Особенно ярко Зефрида злилась, когда он читал ей Катрены Двуединства. Те самые, что звучали ему надеждой.
Нет бездны без рая,Нет света без тьмы,Начала без края,Без лета – зимы.Спасенья – без жертвы,Без«Нет неизбежности без выбора, – всегда добавлял он. – Вы сожалеете, что одной ногой ступили в Бездну, убив первую королеву. И вы же лишаете меня надежды выйти из Бездны только потому, что я родился темным».
«Я должна полюбить вас только потому, что вы хотите обмануть судьбу? Нет, шер Бастерхази. Вы не любите меня. Вам нужна лишь жертва вашему бессмертию».
«Я люблю вас, Зефрида. Двуединых невозможно обмануть, вы прекрасно это знаете. Я – такой же истинный шер, как и вы. У меня такое же живое сердце».
«Вы – чудовище, шер Бастерхази. Вся ваша любовь – тьма, страх и голод. Вы не можете любить. Даже если бы я могла дать вам то, что вы хотите, не стала бы. Потому что ваше место в Бездне!»
Чудовище.
Когда-то ему казалось, что в слове «чудовище» звучит страсть. Но не сейчас.
Чудовище – это страх, отвращение и ненависть.
Такая знакомая, привычная, почти родная ненависть. Надоевшая до оскомины, выедающая изнутри, проклятая ненависть.
– Ты поймешь, что ошибалась, Зефрида. Я изменю судьбу – рано или поздно, так или иначе. Обещаю тебе.
Поднявшись на ноги, Роне отдал поклон мертвому портрету – память стоит вежливости – и вышел из галереи Масок через ту же дверь, через которую и вошел. Ждать сейчас Дюбрайна – глупо. И еще глупее надеяться на дружеские чувства светлых шеров. Для кого-то темный шер навсегда останется чудовищем, и пусть. Плевать. Он в любом случае найдет способ избежать Бездны. Так или иначе.
– Эйты, подавай карету, – приказал Роне вполголоса, точно зная: немертвый слуга услышит.
Глава 5
Та сторона
22 день холодных вод, Суард
Рональд шер Бастерхази
Карету с весами Конвента горожане провожали полными любопытства и страха взглядами. Придворный маг слишком редко выезжал вот так, напоказ, чтобы стать обыденностью. На улице Второго Эльфийского Договора, тихой и респектабельной, карета остановилась у ворот с графским гербом. Слуга на козлах, рядом с кучером, протрубил в рожок, ворота с тяжелым скрипом отворились – и на этом представление для широкой публики завершилось. Зато началось лично для графа Седейра, помощника советника короны по делам внешней торговли.
Рональд подождал, пока Эйты откроет дверцу и опустит подножку, потом подождал еще полминуты, оценивая диспозицию и давая возможность графскому дворецкому добежать до парадного подъезда. И только тогда неторопливо покинул карету и позволил любопытствующим в подробностях разглядеть свой черно-алый короткий плащ, элегантный черный камзол, массивную золотую цепь с амулетом Конвента и тяжелую трость с набалдашником в виде ястреба, гербом Бастерхази.
– Светлого дня, ваша темность! Соблаговолите пожаловать!