Дети капитана Блада
Шрифт:
Отец призвал чуму на голову Джона, однако Бесс не услышала в его голосе обычного воодушевления, и ушел он с весьма задумчивым видом.
Потом Бесс часто вспоминала этот разговор. Когда ей было четырнадцать, папа внезапно уехал в Лондон. Делами теперь заправлял тот самый Мэллэрд, теперь уже полковник. Через год после этого у Бесс исчезла гувернантка, а еще через полгода – и пони. Бесс с матерью по-прежнему жили в губернаторском доме, однако со временем пришлось рассчитать большую часть слуг, расстаться с китайским фарфором и столовым серебром. Конюшня стояла пустая. Барбадосские плантации давно – со времен смерти дедушки Вильяма – почти не приносили дохода, и денег на содержание дома постоянно не хватало. Бесс повзрослела. Больше всего ей хотелось вернуть отца – тогда бы все беды кончились. Однако папа прочно заштилел за океаном, и редкие письма лишь ненадолго рассеивали ее тревогу.
Она частенько забегала проведать Волверстона – его кабачок «У одноглазого Нэда» был по-прежнему популярен в городе. Разумеется, она заходила не через общий зал, но и так эти визиты были, с точки зрения дам Порт-Ройяла, вопиющим нарушением приличий. Однако Нэд оставался ее единственным другом. Сидя с ним в задней комнатке, куда едва доносился гомон общего зала, Бесс рассказывала старому пирату о своих проблемах или, гораздо чаще, расспрашивала об отце. Нэд понимал, в чем тут дело: девочка выросла, и ей не хватало уже детских воспоминаний. Ей хотелось знать что-то еще, а что – она бы и сама не сказала. Ну и, конечно, она скучала по отцу и волновалась за него. Отсутствие писем пугало ее все больше. Нэд, как мог, успокаивал ее, хотя и сам не очень-то верил своим утешениям.
– Не горюй, Бесс, – говорил он. – Твоего отца не так-то просто пустить ко дну. Лондон, конечно, место гнилое, да только даже плантации проклятого Бишопа – то есть, извини, твоего двоюродного дедушки, – и те не свели его в могилу. Или тогда, в девяносто втором: все же его уже, считай, и похоронили, так ведь выбрался он, через две недели вышел и людей вывел. Ты-то, наверное, этого не помнишь, совсем малышкой была…
Бесс ненадолго успокаивалась, но через день-другой прибегала снова.
Арабелла старалась скрывать от дочери свою тревогу. Совершенно напрасно, – думала Бесс. Мама не хотела пугать дочь, – а ведь Бесс и сама прекрасно все понимала. Насколько было бы легче, если бы можно было поговорить, тихонько поплакать вместе. Но Арабелла замкнулась, и говорить с ней об отце было невозможно.
Наконец, настал день, когда денег не стало совсем, их едва хватало на существование. Слуги разбегались, и дикие перцы в саду больше никто не поливал. Мать заложила все, что смогла. Дальше была нищета. И Бесс решилась.
Деньги на поездку ссудил тот же дядюшка Нэд: его кабачок, в отличие от барбадосских плантаций Арабеллы, процветал.
– Конечно, было бы проще сесть на какое-нибудь английское или голландское судно, – сказал Нэд. – Да только сезон кончается – все они уже на полпути домой. Есть, правда, выход: испанский флот, как всегда, запаздывает, можно перехватить какой-нибудь галеон в Картахене, или Порто-Белло, или Гаване. А на рейде как раз стоит «испанец» – комендант разрешил ему заменить здесь треснувшую мачту. Надо думать, не задаром. Кстати, они уже кончают. Так вот, этот их сторожевик везет почту и груз в Порто-Белло, и испанский галеон будет его дожидаться. Оно и к лучшему: их караваны хорошо охраняются. Попробуй поговорить с капитаном.
Да, думала Бесс, направляясь к гавани. Подумать только – «испанец» гостит в Порт-Ройяле! Видно, после смерти их Карла в Еевропе заварилась такая каша, что комендант уже сам не знает, кого куда можно пускать [7] … Или ему попросту все сходит с рук? Что бы подумал папа!
О месте пассажира Бесс договорилась легко. Оставалась, однако, еще одна проблема. Арабелла наотрез отказалась отпустить дочь без сопровождения. Сама она то и дело болела, и Бесс понимала, что дорога будет для нее слишком тяжела. Нужна была компаньонка, но просить у дяди Нэда денег еще и на «дуэнью» она не хотела, да и не чувствовала себя нуждающейся в присмотре. Возвращаясь домой из порта, Бесс лихорадочно размышляла.
[7]
Собственно, в Европе шла война за испанское наследство между Австро-Английской коалицией и Францией.
Размышления эти, однако, не помешали ей заметить в конце улицы знакомую фигуру. Бесс приветливо помахала рукой. Навстречу ей, держась в тени стен и тщательно прикрывая лицо от солнца белым ажурным зонтиком, семенила мадемуазель Дени, очередная гувернантка двух дочерей полковника Мэллэрда. Поприветствовав мадемуазель, Бесс поинтересовалась здоровьем милых деток.
– Я оставила это место, – объявила француженка, решительно взмахнув зонтиком и возвращая его в прежнюю позицию. – Нет, с детками я спг'авлялась, пускай они и не подаг'очек. Однако сам полковник…
– О! Неужели он был невежлив?!
– Пг'едставьте, милочка, этот нахал вообг'азил, что его внешность и положение делают его неотг'азимым – по кг'айней мег'е, для тех, чьи услуги он оплачивает. Пока это касалось кухонной пг'ислуги, я могла лишь возмущаться вульгаг'ными манег'ами этого солдафона. Но вчег'а он осмелился пег'енести свое внимание на меня. Mon Dieu! На меня! Пг'авнучку одного из сог'атников добг'ого ког'оля Анг'и!!! Дог'огая, я нанималась пг'исматг'ивать за его детьми, а не потакать гнусным пг'ихотям этой скотины! Я съездила ему по мог'де, забг'ала месячное жалование и ушла.
– И что же вы намерены делать? – заинтересованно спросила Бесс, увернувшись от очередного выпада зонтика.
– Попг'обую поискать что-нибудь еще. К счастью, гувег'нантки нужны даже в этой ваг'ваг'ской части света. Моя сестг'а великолепно устг'оилась в Гаване, и даже пг'иглашала погостить.
– А вы не хотели бы уехать прямо завтра?
– Куда?!
– Ну, разумеется, в Гавану. Только с заходом в Порто-Белло. Вы когда-нибудь бывали в Порто-Белло во время золотой ярмарки? Говорят, это нечто неописуемое!
– Но, дог'огая, лишний кг'юк мне все-таки не по каг'ману! К тому же я слышала, что в Пог'то-Белло свиг'епствует желтая лихог'адка… Конечно, чудеса Пог'то-Белло стоит посмотг'еть, но я лучше дождусь пг'ямого г'ейса.
– Но, дорогая мадемуазель, я хочу предложить вам оплатить вашу дорогу до Порто-Белло. Видите ли, у меня возникло небольшое затруднение…
Объяснение отняло считанные минуты. Мадемуазель Дени умела не только говорить, но и – когда это бывало нужно – внимательно слушать. Щепетильность мадемуазель была побеждена парой симпатичных сережек, а также несколько авантюрным складом ее собственного характера. Домой Бесс вернулась уже в сопровождении компаньонки. А о том, что компаньонка была нанята лишь на срок, достаточный для ухода «испанца» из Порт-Ройяла, они никому говорить не собирались.
– Я продам барбадосские плантации, и это позволит мне протянуть какое-то время, – говорила Арабелла Бесс тем же вечером. – Неизвестность – страшнее всего. Даже если случилось самое ужасное, ты, по крайней мере, будешь знать…
– Что за мысли, мама! Мы знаем, что он жив и пока еще не смещен с должности – иначе бы королева назначила нового губернатора.
– Ты права… права. Я и сама все время себе об этом напоминаю. Но все же мне страшно…
– Послушай, мама, мне только сейчас пришло в голову: ведь если папа не смещен, должно быть его жалование…