Дети луны
Шрифт:
— Да, именно! — подхватил Унрик.
Она снова чуть напряглась.
— Благодарю вас, мои благородные друзья. Отвечай на вопрос!
— Вельф Аскел ни при чем, как и нечистая сила!
— Не объясняется ли столь наглое поведение уверенностью в том, что Вельф Аскел выручит ее? — Унрик обращался к епископу, но ответила опять Адриана, при чем весьма резко:
— Вельф уверен в моей смерти, так же, как вы были в ней уверены, и это никому не мешало, кстати сказать!
— Он знал, кто ты на самом деле?
— Ничего
— Как же это могло быть, что он не догадался, пока ты у него служила?
— Вы же все не догадались!
— Но он знал тебя дольше всех!
— А присутствующий здесь граф Лонгин знал меня столько же времени, что и Вельф! Почему его ни в чем не обвиняют?
Лонгин отвернулся и пробормотал что-то нечленораздельное. Продолжать было опасно, она могла дойти и до короля, и епископ решил покончить с этим пунктом.
— Смотри же! Ты свидетельствуешь за него, но против себя.
— А мне наплевать! Это правда.
— И все равно он бы, наверное, многое порассказал, — не унимался Унрик.
— Ничего бы он не рассказал. И нечего ему здесь делать. И если уж взялись за меня, так от него отвяжитесь. А то собрались здесь неизвестно чего ради!
— В самом деле, что же с ней делать? — спросил Эсберн. — Я, по чести, ничего не понял.
— Не беспокойся, разберемся, — ухмыльнулся Унрик, — и доберемся!
Принц поднял руку, призывая к молчанию. В дверях показался Торвальд.
— Отвести ее в темницу. Я думаю, в Гондриле есть темница?
— Конечно, есть.
— Приковать. У дверей — охрану. Что делать — решит суд. Состав его мы определим. В ближайшие дни мы решим ее судьбу. Все.
Адриану подняли с табурета, и в сопровождении охранников — один впереди, другой сзади, — она покинула зал.
— Вы также можете идти отдыхать, благородные сеньоры.
Раймунд вышел последним. На галерее он задержался. Рядом Меласси, Теофил и Унрик обсуждали достойное и мудрое решение принца. Среди толпящейся внизу челяди и многочисленной охраны Раймунд сразу заметил Даниеля. Он стоял у самой лестницы, задрав голову вверх, глаза его выражали неприкрытую злобную радость. Посмотрев туда же, куда и Арнсбат, Раймунд увидел на лестнице сивую макушку между двумя медными касками. А потом… Раймунд не разобрал, да и никто не разобрал поначалу, что там происходит.
Никто не уследил, как удалось Адриане вытащить кинжал из-за пояса шедшего впереди стражника и в то же мгновение, перемахнув через перила, спрыгнуть вниз. А пока Раймунд разглядел только блеснувшее лезвие и услышал отрывистое: «Получай!». И сразу же столпившиеся солдаты и слуги бросились на нее. Били ее на этот раз гораздо жестче, чем в Лауде, с той яростью, какую рождает у людей вид крови, топтали, и уже извлекались из ножен мечи.
— Что делаете? — заорал Лонгин, устремляясь к клубящемуся на полу скопищу тел. — Ведь насмерть забьете!
Торвальд кинулся растаскивать своих зарвавшихся подчиненных, и они отступили от распростертого на плитах тела.
— Неужто убили? — спросил Лонгин.
Словно в ответ на его слова Адриана приподнялась, и, прежде чем она успела что-нибудь сделать, ее схватили и поставили на ноги. И то, что увидел Раймунд, потрясло его до глубины души. Ее избитое лицо под патлами волос смеялось.
— Зачем ты это сделала? — крикнул он с отчаянием. — Зачем?
В наступившей тишине раздался неторопливый голос наследника:
— А что с тем?
Тут только вспомнили про Даниеля, которого нигде не было видно. Его нашли под лестницей, куда он откатился или его отшвырнули. Он был мертв — убит тем единственным ударом, который вырабатывается большой практикой.
Адриану увели. Меласси, Теофил и Эсберн вызвались сопровождать ее до темницы во избежание новых происшествий, а остальные вернулись в зал.
Лонгин подошел к Раймунду.
— Зачем она это сделала — я, похоже, знаю. Все боятся пыток, а она, может, надеялась, что в драке ее прикончат быстро. И сразу. Без мучений.
— Сколь черствым должно быть это сердце, — сказал епископ печально, совсем на себя не похоже. — Лишить человека спасения души, дав ему умереть без покаяния и в озлоблении, и самой стремиться к тому же… — И сухо заключил: — Дело осложнилось.
— Наоборот, прояснилось, — возразил Унрик. — этим убийством она сама себя приговорила.
— Нет, она убрала главного свидетеля, — вот что сделала. Если бы дело было только в смерти этого Арнсбата, — кстати, я завтра сам отслужу по нему заупокойную службу…
— Есть и другой важный свидетель — Вельф Аскел. Вы, между прочим, заметили, как двусмысленно она выразилась: «Он ни при чем, как и нечистая сила»?
— Вельф сейчас где-то в горах, и добраться до него невозможно. — Лонгину, похоже, не очень-то хотелось втягивать в дело своего друга.
— И все-таки неплохо было бы устроить им очную ставку, — мечтательно сказал Унрик.
— Мы подумаем об этом, — отозвался епископ.
Раймунд глянул в темное окно.
— Уже поздно, а мы еще не решили вопрос о составе трибунала.
Наследник поднял опущенные веки.
— В него войдете все вы. А я оставляю за собой право окончательного приговора.
— Я составлю обвинение, — заявил епископ.
— А защитник?
— Какой защитник?
— Иначе нельзя. Без него суд не будет иметь законной силы. Даже у дьявола есть свой адвокат.
— Ну, хорошо, ты легист, тебе виднее. Но кто же возьмется защищать такую закоренелую злодейку?
— Я и возьмусь.
Как ни странно, никто этому не удивился. Раймунда знали как человека равнодушного, склонного к холодным играм ума, и его решение было воспринято как стремление поупражняться в искусстве, и все согласились.